– Извини, – хором ответили мы.
– Христиане не составляют в нашей стране большинства населения, и стандартный набор не должен иметь отношения к христианству, – упорствовал Джерард.
– Слава богу, не все такие нигилисты, как ты, – отрезала Лидия.
– В нигилизм, по крайней мере, хоть как-то можно верить, – вмешалась Элис, не успел я раскрыть рот. Наверное, она просто пыталась разрядить обстановку, но мне показалось, что она украла у меня любимую шутку, которую я ей даже не успел рассказать.
– Я тоже всегда так говорю, – сказал я.
– При этом тебе должно быть очень трудно предложить мне выпить, – ответила Элис.
– О, хочешь что-нибудь выпить?
– Притворщик, – сказала она.
– Прости?..
Как сказал бы мой любимый комический персонаж Вустер, будучи далек от неодобрения, я также не был и поощрен.
– Сказал, будто всегда говоришь, что в нигилизме хоть есть во что верить, а потом кое-что добавил, и выходит, ты притворщик.
– А вот и не подеретесь, – вмешалась Лидия, поманив меня к себе, будто мать – ребенка, желая скорее посадить задиру в коляску и увезти.
– Шучу, – сказал я. – Как всегда, не очень удачно.
– Не занимай этим свою большую уродливую голову, дорогой, – проворковала Элис тоном, которым с конца девятнадцатого века в быту никто не пользуется, – мальчики вообще не умеют шутить, хотя сами часто бывают забавны.
Я не мог понять, что это – обычное злословие или камушек в мой огород, поэтому на всякий случай ответил стандартно-небрежным голосом:
– Эй, блюдечко молока вон той девушке в углу.
Надеюсь, насчет моей большой уродливой головы она действительно пошутила. Джерард выслушал наши пожелания по третьему заходу и отправился к стойке. Мне хотелось назначить Элис новое свидание, но я не мог: рядом сидела Лидия. Не забыть спросить у нее еще что-нибудь про ее жениха. И вообще, что я, совсем нахал – приглашать Элис на свидание на глазах у Лидии? Нет, конечно.
К моему облегчению, над репликой про блюдечко молока Элис посмеялась. Этот момент внушал мне некоторое беспокойство; естественная реакция на слова красивой девушки о том, что почти все мужчины не умеют смешить, – попытаться доказать обратное личным примером. Но, если свою лепту захочет внести Джерард, мы оба окажемся в незавидном положении: нет ничего скучнее двух острящих наперебой парней. Однако, поскольку мой юмор громок и демонстративен, а шутки Джерарда довольно робки, заткнуть его для меня не составит труда. Я рассчитал, что, скорее всего, смогу заставить его замолчать, вот только мне это, возможно, никаких выгод не принесет.
Был и другой, тоже общий для нас фактор риска: безжалостно смеясь над собой, мы оба всерьез рассчитывали, что окружающие правильно поймут нашу самокритику. Помню, я сказал одной девушке, что член у меня невероятно мал. Разумеется, делалось это с целью продемонстрировать собственную незакомплексованность и уверенность в обратном, но она поверила буквально и в результате чуть не отказалась ложиться со мной в постель…
Джерард вернулся и сел на свое место.
– Мноие вклдвают всдшу в штки, – изрек он, подпрыгивая то на одной, то на другой ягодице.
– Что? – наклоняясь к нему, переспросила Элис. – Я не расслышала…
Я много раз слышал, как Джерард использует этот прием, – или, точнее, не слышал. При разговоре с девушкой он считает эффектным понижать голос почти до шепота, как онколог, сообщающий пациенту роковой диагноз. По его мнению, польза выходит двойная: во-первых, речь звучит мягче и доверительнее, во-вторых – девушка вынуждена податься ближе, чтобы расслышать хоть слово. Пожалуй, нет ничего более надуманного, чем подобная техника; сознательно техниками общения пользуются только круглые идиоты. Есть, конечно, и такие, кто подходит к женщине с громким: «Слушай, я, кажется, в тебя влюбился» или «Где там твое пальто, я тебя забираю» (раньше это казалось смешным, теперь уже нет). Полушепот Джерарда происходит от его оголтелого мужского шовинизма: будучи уверен в собственном превосходстве, он полагает, что в мужчине женщина ищет мягкости. Мой здоровый мужской шовинизм, однако, подсказывает мне, что мягкость – черта чисто женская, и потому женщина нормальной ориентации вряд ли будет искать ее в мужчине; хотя, разумеется, грубость тоже никому не нужна. На вещи надо смотреть шире. Когда женщины говорят о мужском шовинизме, то понимают его довольно однобоко. На деле же шовинизм многолик, причем разные его проявления могут вступать друг с другом в противоречие, а некоторые неприятны и неинтересны даже убежденным шовинистам.
– Многие люди вкладывают всю душу в шутки, – повторил Джерард чуть громче, с таким видом, будто его вынудили прилюдно повторить нечто стыдное, и явно имея в виду меня.
– Типичный случай занудства, – подхватила Лидия. – Когда человек считает своим долгом развлекать других и не дает никому слова вставить.
– Ужин, что ли, отрабатываешь? – съязвил я, задетый за живое.
– В некотором роде, – заявил Джерард, серьезный, как судья в фильме пятидесятых годов.
– Я читала, что женщины ценят в мужчинах чувство юмора, – сказала Элис, явно, точнее, довольно туманно иронизируя над собой.
– А в «Космополитен» написано, что еще они ценят умение слушать, – проронила Лидия.
– Ну, не все же сразу, – не подумав, ответил я.
Лидия и Элис оглушительно расхохотались, а затем к ним присоединился я, поняв, что ляпнул. Впрочем, именно это я и имел в виду.
Джерард фыркнул – тихонько, как будто нечаянно услышал крепкое словцо.
– Был у меня один знакомый, который пытался охмурять девушек, рассказывая анекдоты. Ну, знаете – входит человек в паб…
– И что же он делает, этот человек?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136