– Нет, случайно не владею, – признался я, чувствуя себя перед этой женщиной страшным невеждой и вообще полным дебилом. – А почему вы считаете, что фигура последнего консула – трагическая?
– У последних, Кирилл, всегда все складывается трагично. Ну а если говорить более точно, то Христофоро ди Негро, в отличие от своих предшественников, был свидетелем не расцвета, а гибели великой генуэзской колонии и сам погиб в бою с турками. На нем, собственно, и закончилась эпоха властвования итальянцев в Крыму.
– Но ведь оставался еще консул Кафы, – «блеснул» я своей эрудицией.
– Что ты, милый! – восликнула Лебединская. – Кафа пала под ударами турецкой эскадры тридцать первого мая тысяча четыреста семьдесят пятого года, а это почти на месяц раньше, чем наш с тобой родной Судак.
– Правда? – деланно удивился я. – Кто бы мог подумать… – И без излишнего любопытства, как бы мимоходом, заметил: – По идее, Христофоро ди Негро должен был до последней минуты жизни держать при себе все сокровища генуэзских колоний Крыма.
– По идее – да, – тотчас согласилась Лебединская, гася окурок в большой раковине рапана, приспособленной под пепельницу. – Но на этот счет есть много домыслов и легенд. Я говорила с одним историком-итальянцем, приезжавшим к нам на фестиваль. Он, к примеру, утверждает, что встречал в римских архивах казначейские отчеты средневековой Генуи пятнадцатого века. В одном из них упоминается Христофоро ди Негро. Речь шла о том, что за месяц до того, как турки осадили Солдайю, к консулу прибыл высокопоставленный чиновник из Генуи с большой охраной, и именно для того, чтобы вывести из обреченного города казну. Но посланцы вернулись в Италию ни с чем.
– Куда же подевалась казна?
– Трудно сказать, – пожала она плечами. – У истории много своих тайн. Может быть, консул оставил казну при себе, понадеявшись, что его войско сумеет дать отпор туркам и деньги понадобятся для поощрения солдат. Может быть, посланцы оказались мошенниками и, сговорившись, присвоили сокровища себе. Эту тайну, Кирилл, консул унес с собой в могилу, и нам ее никогда не разгадать.
Лебединская прошлась по залу, глядя на витрины, и, как бы успокаивая мое разыгравшееся воображение, добавила:
– А впрочем, сокровища – это громко сказано. Когда турки захватили Константинополь, завладев Босфорским проливом, то связь Генуи с крымскими колониями была прервана. И торговля Солдайи со Средиземным морем почти прекратилась. А казна в основном пополнялась за счет торговли.
Лебединская повернулась ко мне, улыбнулась, мол, рассказ закончен, какие еще есть вопросы?
– А это правда, что на твоем «Опель-Сенаторе» автоматическая коробка передач? – неожиданно спросила она. – Дал бы разок прокатиться – никогда на такой тачке не ездила.
Я ей не ответил. Я вообще не понял ее вопроса и, растерянно теребя в руке ключи от машины, пятился к выходу. Мне казалось, что из глубины веков мне в затылок тяжелым взглядом смотрит последний консул древней Солдайи и спину обжигает пламя горящей крепости.
Глава 20
Страсть к показухе у нашего народа неистребима. Эта автозаправка, расположенная на выезде из города, за год изменилась неузнаваемо: вместо привычной вывески «БЕНЗИН» появилась «PETROL»; персонал, состоящий из полутора инвалидов, переоделся в единую униформу и теперь стал похож на клиентов психиатрической больницы; черные резиновые шланги какой-то больной дизайнер раскрасил в ядовито-оранжевую полоску, отчего те стали похожи на омерзительных тропических змей. Зато вечная пыль, колдобины на платформах заправок и качество бензина остались прежними.
Проклиная переодетых заправщиков за их своеобразный сервис, я подогнал машину к колонке и затормозил, подняв огромную тучу пыли, которая надолго поглотила весь окружающий меня мир. Несмотря на большой рекламный щит с ковбоем на мотоцикле и многообещающую надпись «THE BEST OF THE WORD», никто из лучшего в мире персонала не кинулся к моей машине со шлангом в руках. Пришлось ждать, когда осядет пыль и появится возможность самому выйти из машины.
Когда же пыль осела, я с удивлением увидел, что, пользуясь пылевой завесой, какой-то наглец на старой японской «Сузуки-Свифт» объехал меня и встал впереди. Высунув руку, он поманил мальчишку-заправщика.
Обычно в подобных ситуациях я проявляю равнодушие к наглецам, стараясь не тратить попусту нервы на чьи-то пороки и недостатки в воспитании. На этот раз, сам не знаю почему, я не выдержал, выскочил из машины, подбежал к японской развалюхе и хлопнул ладонью по лобовому стеклу:
– Эй, парень! Мне бы хотелось, чтобы ты соблюдал очередь.
Я не успел закончить фразы, как узнал и машину, и ее водителя. Поздний вечер, новосветское шоссе, пьяная компания, ополовиненная бутылка шампанского, плывущая по рукам, и взгляд Анны, сидящей среди незнакомых людей на заднем сиденье…
– А-а, водолаз! – обрадовался водитель, которого, кажется, звали Владом, и, сняв черные очки, слегка пригнул крупную голову, чтобы лучше видеть меня. – Как поплавал? Кислорода хватило?
Мне показалось, что он издевается надо мной. Его широкая улыбка, обнажающая прекрасные крупные зубы, золотая цепочка с кулоном на шее, тяжелые бицепсы словно подчеркивали преимущество надо мной, словно Влад хотел дать понять мне, что Анной он завладел по праву более сильного соперника или что-то в этом роде. Словом, мнительность меня и подвела.
Мальчишка-заправщик уже пристроил «пистолет» в бензобаке «Сузуки», но я аккуратно развернул его лицом к своему «Опелю» и подтолкнул в спину, а сам, уже с трудом разжимая скованные волнением челюсти, снова склонился над окном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136