Родион заставил меня взять в руки рюмку с водкой. Начальник вполголоса докладывал князю про найденные следы, поглядывал на мои ноги, а я пил водку, как нарзан, и не мог оторвать взгляда от ледниково-голубых глаз старика.
– Будьте добры, дайте мне ваш ботинок, – попросил начальник охраны, и эта просьба мне показалась просто дикой – фальшивый, чужой нотный ряд в стройной партитуре. Ботинок? Зачем ботинок? При чем здесь мой ботинок?
Он вышел. Я прятал разутую ногу под столом и чувствовал себя голым. Потом обратил внимание, что не могу поймать ни одного взгляда – они выскальзывали, как живые карпы из рук. Начальник охраны снова вернулся, но уже другим человеком. От него тянуло свежим морозом. Он был подчеркнуто вежлив со мной и даже слегка присел, кладя мой ботинок на пол, а я смотрел на темно-коричневую, с низким каблуком «саламандру» и на комочки налипшего к подошве снега, которые медленно таяли, превращаясь в темные лужицы. Начальник охраны молча кивнул князю, и всеобщее молчание стало невыносимым, как самая обидная клевета, самое низкое оскорбление, и мне казалось, что голова моя от этого молчания разорвется, словно граната.
Никто никаких претензий мне не высказал, но я чувствовал себя в тот вечер очень, очень гадко, и те удивительные флюиды, которые делали нас с князем едва ли не родными людьми, растаяли, как снежные комки.
Уголовное дело милиция возбуждать отказалась, сославшись на отсутствие состава преступления. Какой-то умник объяснял нам, что грозы в феврале – не такое уж редкое явление, и гром вполне можно было принять за выстрел. А что касается дырок в шубе, то они, дескать, имеют «ярко выраженную проеденную молью природу». Родион смеялся до слез. Старый князь в сердцах швырнул на пол чернильницу.
Я хорошо представлял, какие чувства испытал старик, едва не потеряв единственного сына. Это была пощечина его чувствам, его безоглядной любви к той земле, о которой он столько лет думал и мечтал в эмиграции, где его представления об Арапове Поле, как у всякого влюбленного, были наивны и светлы.
Сказать, что он стал жесток? Или обезумел? Перестал вдруг верить сразу и всем? Не знаю, судите сами… Не важно, сам ли князь придумал дьявольский розыгрыш для первого апреля, или ему кто-то подсказал идею Игры, но как бы то ни было, тяжесть ее для меня оказалась намного большей, чем вес штурмового рюкзака, набитого кислородными баллонами и страховочным «железом».
– Что будем делать? – спросил он, вызвав к себе меня и Родиона через несколько дней после происшествия. – Устраивать супрядки, пока из нас поочередно яшку не сварят? Я же чувствую: этот выстрел – только начало!
Я думал, что вопрос его риторический, что старику просто хочется выговориться, излить душу, но ошибся. Князь молча ждал от нас ответа.
– Стрелял кто-то из наших, – уверенно сказал Родион. – Я спрашивал у охраны.
– Спрашивал у охраны! – горько усмехнулся князь. – Никогда не знаешь, чего от этой охраны можно ждать… Что предлагаешь?
– Уволить всех к чертовой матери, если к ним нет доверия.
В усадьбе у князя служило человек двадцать пять или тридцать. Уволить, конечно, их можно было. Но где потом набрать новый персонал? В спившемся Араповом Поле?
Я предложил другой путь:
– Пусть каждый наш работник подробно напишет, где и с кем был в тот вечер. Потом проверить показания, проверить свидетелей, которые будут подтверждать их алиби…
Князь поморщился и махнул на меня рукой.
– Кто этой ерундой будет заниматься?
– Могу я, – ответил я.
– У тебя со строительством грота полный завал! Нет, не то! Что больше думать, то хуже… Поступим иначе. Разыграем спектакль, чтобы вся тварь, которая рядом с нами прячется, сразу свою харю показала. Когда вы летите в Непал?
Повторяю, тогда я еще не знал, сам ли князь придумал этот чудовищный розыгрыш, или ему кто-то подсказал идею. Но когда Орлов изложил нам весь план, я думал не о цинизме и риске, а о том, что старик опять доверяет мне, как прежде, и радость от осознания этого вытеснила все сомнения. Я безоговорочно принял условия Игры.
По замыслу князя, мы должны будем взять с собой в Непал «ноутбук» с записанной на нем программой пластических вмешательств в лицо человека и «липовый» договор с бангкокским центром репродукции человека, в котором надо указать мою фамилию в качестве заказчика пластической операции. Оставив все это на видном месте в базовом лагере, мы в одной связке, без носильщиков, начнем восхождение на Ледовую Плаху. На достаточно большой высоте, куда никогда не сможет подняться профессиональный криминалист и разгадать нашу аферу, мы должны будем сымитировать убийство Родиона: оставить альпинистскую веревку с четким следом среза, высотный ботинок с личным вензелем Родиона и прочие предметы, которые любого альпиниста обязательно наведут на мысль о преднамеренном, преступном нарушении правил страховки.
Затем мы с Родионом перевалим через седловину и спустимся в какую-нибудь забытую богом непальскую деревушку. Там я должен буду остаться и просидеть тихо, как мышь, пару недель, а Родион вернется в Арапово Поле. Но вернется не в роли Родиона, а в роли преступника, изменившего внешность и ставшего очень похожим на Родиона.
Словом, весь фокус заключался в том, чтобы слухи об убийстве в горах единственного наследника миллионера дополнились версией о пластической операции: Стас Ворохтин, напарник и убийца Родиона, в Бангкоке сделал себе пластическую операцию и принял облик убитого им наследника князя. Превратившись в копию Родиона, он приезжает в Арапово Поле, в усадьбу. Все сотрудники усадьбы будут заранее нашпигованы слухами о чудовищном обмане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21