Что? Разве не так?
Мураш уже был достаточно взрослым, чтобы страдать юношеским максимализмом, и еще слишком молодым, чтобы скрипеть от застарелого цинизма. Потому я почувствовал себя обиженным и скомкал в кулаке его галстук.
— Запомни, Антон! Я рискую и убиваю вовсе не за деньги. А продажей друзей вообще не занимаюсь.
Мураш охолонул, но его щеки все еще полыхали , румянцем, и я даже почувствовал тепло, идущее от них.
— Когда так уверенно, без тени сомнения говорят об этом, — произнес он, скривив рот и покусывая уголок губ, — мне сразу приходит на ум мысль…что этому человеку еще никогда… еще никогда не предлагали больших денег… Очень больших денег… Вы говорите искренне, но все равно заблуждаетесь… Отпустите меня!
Я разжал руку. Мураш поправил галстук и, ни слова не говоря, устремился к двери.
11
Не успел я подойти к двери, чтобы запереть ее на замок, как услышал окрик: «Стоять!» Припал к глазку. Мураш, оцепеневший от испуга, стоял посреди двора, а к нему с двух сторон приближались милиционеры. Лица у защитников правопорядка были мужественными и грозными. Тот, который надвигался на Мураша справа, как бы ненароком поправил лямку автомата, и ствол «калаша» как бы сам собой нацелился точно в живот моему нервному посетителю. Второй милиционер не спешил, предоставляя возможность своему коллеге первому приблизиться к объекту. Мураш растерялся, не зная, какую позу ему лучше принять, чтобы не дать повода думать о себе, как о человеке, оказывающем сопротивление, и тем самым не спровоцировать применение оружия. Благоразумие подсказало ему, что лучше замереть в той позе, в какой его застала команда «Стоять», и теперь Мураш напоминал большую фотографию молодого человека, снятого в тот момент, когда он собирался высоко подпрыгнуть: колени его были слегка согнуты, а руки расставлены в стороны, подобно крыльям.
Я, конечно, зря лелеял надежду, что милиционерам нужен именно Мураш, а не я. Теряя драгоценное время, я продолжал наблюдать за развитием событий вместо того, чтобы незаметно выбраться наружу через окно. Милиционеры подошли к Мурашу и, ни слова не говоря, стали бесцеремонно копаться в его карманах. Со стороны можно было подумать, что два дотошных покупателя заинтересовались костюмом, в который был одет манекен, и вот они щупают ткань, пересчитывают пуговицы, проверяют наличие карманов и все никак не могут найти ценник. Наконец они выудили паспорт, полистали его, воткнули на место и сразу потеряли интерес к Мурашу, как если бы покупатели охладели к костюму из-за его непомерно высокой цены.
Лишь после того, как милиционеры повернулись в сторону агентства и в предстартовой паузе подали плечи вперед, я начал действовать. Быстро вернулся в кабинет, влез на подоконник и приоткрыл окно. Прыгать с первого этажа на пружинистые кусты самшита — одно удовольствие. Но удовольствие быстро закончилось, когда рядом со мной выросла фигура милиционера. Ума не приложу, как я его не заметил. Не успел я отряхнуться от листьев, как он подскочил ко мне и нацелил мне в голову ствол автомата, словно кий в бильярдный шар.
— Не ушибся, пупок с ушами? — спросил он, глядя на меня одним глазом через прорезь прицельной планки.
Мне часто приходилось иметь дела с милицией, я привык работать с операми и следователями в той же степени, как и убегать от них. Но сейчас общение с ними было слишком дорогим удовольствием. Если бы мне не лететь срочно в Минводы, я бы, пожалуй, с удовольствием посидел бы в следственном изоляторе. Нигде и никогда я не спал по восемнадцать часов в сутки, кроме как в поездах дальнего следования и на нарах следственного изолятора. Это роскошь, это удел счастливых людей — располагать временем, которое некуда деть. И еще сизо привлекал меня тем, что, пока я там отдыхал, мою работу кто-то делал за меня. В какой профессии еще можно найти такую халяву?
— Не дергаться! — предупредил милиционер. Мне казалось, что он хочет засунуть ствол автомата мне в рот. — Смотреть на дуло! Осознавать всю безнадежность своего состояния! Мысленно раскаиваться!
— Урою! — прорычал другой милиционер, увидев меня. Он перестал кидаться на железную дверь, но служебное рвение все еще клокотало в нем, и он лягнул Байкала, не вовремя оказавшегося рядом. Пес, отличавшийся необыкновенно добрым нравом, мужественно выдержал пинок и непременно простил бы милиционеру эту грубость, если бы меня не было рядом. Желая доказать мне, что не зря ест свой хлеб, Байкал молча вцепился зубами в резиновый каблук милицейского ботинка.
— Ах ты собака! — взвыл милиционер, прыгая на одной ноге и пытаясь дотянуться до нагрудного кармана, в котором у него лежал свисток. — Урою!
— Что люди недисциплинированные, что собаки, — сделал умозаключение второй милиционер. — Обширный упадок массовой нравственности… Надо плюнуть ему в глаз — сразу отцепится!
Убегать я не собирался, но выпал настолько удачный момент, что не воспользоваться им было грешно: оба милиционера, позабыв про меня, стали плеваться в Байкала: один стрелял слюной редко и обильно, а второй часто и мелко. И я уже был готов сорваться с места и исчезнуть в ближайших кустах, как на дворовый пятачок, где разыгралась никем доселе не виданная тут драма, беззвучно выкатилась старенькая, но ухоженная и до блеска вымытая «Ауди». Передняя дверца раскрылась на ходу, и я увидел сидящего за рулем Мураша. Он смотрел на меня, скалил зубы, дергал головой и махал рукой, бессловесно приглашая меня в машину, что я тотчас и сделал. Уже потом, когда я оказался в салоне и Мураш на приличной скорости принялся кружить по дворам, с визгом закладывая виражи, я понял, что все же не следовало становиться должником этого человека, заведомо зная, что не смогу рассчитаться с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84