Так где же бог? Дивны дела в природе, а наука тоже не перестает нас удивлять. Подумать только, какое у нас это полувековье! До бога ли тут? Вот и живу-доживаю, на творения ученых дивлюсь, а сам топоришком да долотишком пробавляюсь, пока сила есть, а уменье бог дал – черт не отнимет. По голосу меня узнал, смотрите-ка! А ведь и в самом деле, кажется, двух одинаковых лиц, одинаковых голосов среди людей не бывает. Чудеса!..
60. ЧТО ИНОГДА КРЕПКО ПОМНИТСЯ
ГЛУБОКО, на самом дне в копилке моей памяти, отлеживаются более чем за полсотни лет такие припрятанные и затянутые временем воспоминания, которые иногда приходят в голову с неожиданной ясностью и для самого себя кажутся находками, достойными удивления.
В детские годы, во время войны не то в 1914, не то в 1915 году, я много раз читал мужикам книжку в стихах «Вильгельм в аду». Мужики слушали с интересом. Мне книжка сказка-складка не казалась столь интересной, и я забыл о ней сразу, когда появились новые книжки и газеты.
Но вот однажды, спустя полувековую пору, я посидел в ресторане Московского вокзала, и, будучи в веселом настроении, вышел поздно вечерком на Невский проспект, и, ни на кого не обращая внимания, затянул напевно первые, сорвавшиеся с языка слова этой забытой книжки-сказки:
«За горами, за долами,
За широкими морями…
Так вот в сказках всех у нас
Начинается рассказ.
А у нас не те задачи,
Мы начнем рассказ иначе,
На особый лад совсем,
Чтоб понравился, он всем.
Про Вильгельма вам расскажем
И картинки вам покажем,
Как спускался кайзер в ад
И как был вышвырнут назад.
Что он видел там, что слышал,
Как потом обратно вышел,
Не оставил отчего
Сатана в аду его…»
Затянул и, вышагивая до Адмиралтейства, буквально из буквы в букву пропел наизусть целую книжку.
Как же так? Где же она, в каком уголке памяти лежала застрявшей, ни разу за пятьдесят лет не приходила в голову, а тут, словно отпечатанная в памяти, сама вышла на поверхность забытья и воспроизвелась. Мне показалось, что сами рифмы подсказывали-напоминали незамысловатое содержание книжки.
Разве в детстве многие из нас не запоминали пушкинские сказки?
С первых дней революции усилился в деревне приток агиток-стихов Демьяна Бедного, Василия Князева и других авторов.
«Поповскую камаринскую» Д. Бедного –
«Зарыдала горько матушка,
Напился ее Панкратушка…» –
пели с припляской.
Иногда содержательное сообщение было заключено в короткие газетных стихах, для того чтобы лучше запомнилось и разносилось в народе.
Не могу забыть, как в те времена патриарха Тихона за антисоветскую деятельность «заточили в темницу». Неизвестный поэт тогда писай в одной из петроградских газет:
«Поп деревни Кондопога
Слезы льет и просит бога:
– Помоги, отец и бог,
Бросить Тихону острог
И заняться делом старым,
Слать проклятья коммунарам…
Отвечает бог сердито:
– Не молись за паразита!..»
Что называется, без лишних, коротко и ясно.
И вот еще такой случай. Тоже из копилки моей памяти.
В Переделкино под Москвой, там, где писательский городок и Дом творчества, находится древняя, времен Грозного, «зело чудная» церковь бояр Колычевых.
Ныне здесь, около церкви, патриаршье подворье, дача-резиденция патриарха русской православной церкви. Здесь же густо «перенаселенное» общее кладбище.
Духовные особы – епископы и митрополиты – почивают за церковной оградой отдельно, увековеченные внушительными мраморными памятниками-крестами с надписями.
Однажды с другом-приятелем мы зашли за ограду. На могилах епископов цветы, лампады, в мраморные монументы врезаны кресты древние, восьмиконечные, медные, отлитые в доаввакумовские времена.
Могилы аккуратно приводила в пристойный вид женщина пожилых лет.
Она строго посмотрела на нас, но видит, что мы с другом – оба возраста предельного, притом бородатые, она наклонилась и спокойно стала обрамлять одну из могил цветами, пересаживая их из горшочков.
На одном из крестов начертано, что тут покоится епископ Питирим.
У меня, откуда ни возьмись, слетели с языка слова, прятавшиеся в памяти:
«Как епископ Питирим,
Подавал записку,
Чтоб устроить всем святым
Выборку да чистку!..»
Женщина услышала, выпрямилась и уставилась на меня удивленными глазами:
– Откуда вы взяли такие слова? – спросила она.
– Не помню, кем сказано. Вычитал это из газет того времени, когда вскрывали мощи и обнаруживали фальшь, подделку, обман православных… – ответил я не задумываясь и добавил: – Епископ Питирим, видно, был одним из тех, кто хотел, идя навстречу происходящему, сократить число «святых», кои не отличались никакой святостью, а были придуманы и созданы ради усиления обмана верующих и повышения церковных доходов…
– Так ли, прямо неведомо. Но про то известно: преосвященный Питирим действительно настаивал неких «угодников» не почитать святыми, из святцев удалить за непригодностью. В газетах о том упоминалось, – подтвердила женщина и, любопытствуя, спросила: – А вы не духовного звания? Внешне подходите, особенно голосом хорош один из вас…
Пришлось вежливо отрекомендоваться:
– Нет, не из духовенства: я вот немножко писатель. А это мой дружок – генерал-полковник в отставке, бывший заместитель министра… Земляки вологодские. В свое время учились в церковноприходских школах. Так что смыслим по старой памяти и в церковных делах…
61. ДУМА ПРО ОПАНАСА
Я ПОЛЮБИЛ стихи, как только научился читать.
Прежде всего – Пушкин. «Сказка о царе Салтане», «Руслан и Людмила»… Немного позднее стали попадать в руки безбожные стихи и басни Демьяна Бедного и историко-политический Басова-Верхоянцева «Сказ, отколь пошли цари у нас».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65