Ваше право. Но если вы самый факт изъятия у вас государственной ценности используете в агитации среди ваших посетителей, то мы можем кое-что рассказать сами гораздо шире через газету «Безбожник».
– Помилуй бог! – воскликнул владыка. И, склонив голову, замолчал.
– Где она у вас находится? В церкви? Здесь?.. – торопливо спросил Иван Корнеевич. – Не будем, владыка, впустую на разговоры и размышления тратить время.
– Да, я думал, ожидал… Но такая ценность!..
– Ценности нужны государству. На Волге строится тракторный завод. Коллективным хозяйствам нужны тракторы. А по имеющимся данным, митра, присвоенная вами, равняется не менее как стоимости пятидесяти тракторов!.. Я, простите, не агитировать вас приехал. И прошу меня не задерживать.
– Пятьдесят, говорите, тракторов! Дешево цените, отроче младо. В Америке за эту митру и пятьсот тракторов бы не пожалели… Нужны ли вам понятые? – упавшим голосом спросил епископ.
– Зачем? Я сказал: принимаю как добровольно вами сданную ценность. И чтобы «Митрополия» здешняя об этом не знала, по крайней мере, сутки… Во избежание недоразумений.
– Н-да… вы ловкий, отроче, ловкий. Что ж, несть власти аще не от бога. Сдаю. Минуточку, только минуточку. Я успокою православных…
Епископ подошел к двери, раскрыл её и, став на пороге, сказал посетителям:
– Я слышу, вы замолчали… И вижу на печальных лицах ваших тревогу. Будьте спокойны, я вас не покину. Преосвященный из Вологды просит меня приехать на пасху принять участие в пасхальной службе, погостить у него и даже предлагает покой и приют до конца дней моих. Но я отпишу и дары ему отправлю с посланцем его. Пусть не будет в обиде. По весенней бездорожице на пасху мне не езда. А покойнее «Митрополии» здешней и наши отцы и предки не находили места. Что замолкли, мои любимые? Староста Иннокентий, исполните во услышание хором: «Да воскреснет» на двенадцатый глас. Я скоро… – Он закрыл дверь на ключ. За стеной послышалось не совсем стройное, протяжное пение псалма. А епископ в это время отдернул занавес, деливший комнату на две половины. За занавесом широкая никелированная кровать; под тремя взбитыми пуховыми подушками – теплое лоскутное одеяло. Рядом с кроватью – огромный кованый железом сундук. Епископ наклонился, повернул ключ. В сундуке раздался звон колокольчиков, искусно вделанных в старинный замок. Нажатием кнопки крышка сундука открылась сама собой, слегка ударившись о стену. Сверху в сундуке лежала большая, обрамлённая древним орнаментом грамота, печатанная золотыми буквами. В тексте – имя, отчество, фамилия, перечисление заслуг и духовное звание владыки. Все это Судаков быстро пробежал глазами, ибо церковнославянскую грамоту он изучал ещё в школе с неизменными отметками пять с плюсом. Епископ достал из сундука завёрнутую в шёлковый плат митру. Она была из золота, усыпанная бриллиантами и ещё какими-то светящимися драгоценностями, о которых Судаков не имел представления. Одно понимал он: действительно, вещь ценная. Красивая. Но полсотни тракторов нужнее этой вещи!.. Он расписался в копии акта, расписался и епископ, получив вместо митры расписку, как оправдание.
– Заверните в плат и вот ещё наволочку возьмите. Бережно. Прошу бережно… Бог смилуется, быть ей на главе достойного пастыря Христова. Кстати, молодой человек, прошу вас в акте добавьте ещё своей рукой «принята в целости и сохранности полной…»
Провожаемый из горницы епископом, Судаков вышел другим ходом через коридор на крыльцо, держа в руках дорогое сокровище. Сердце билось учащённо. Дело сделано. Теперь остается довезти благополучно до Святогорья. А там до Вологды можно для охраны взять милиционера, а то и двух…
Касперт был доволен.
– Объявляю благодарность и разрешаю два дня выходных! – сказал он торжественно, когда Судаков доставил в его кабинет митру.
Касперт залюбовался на поражающую взгляд драгоценность тончайшей работы неизвестных тружеников, искусных дел мастеров – гранильщиков и художников. Это они создали такую изумительную вещь ради украшения седой головы пастыря духовного и возвышения культа христианского божества, и без того ослепляющего разум простых людей…
А потом Касперт вызвал секретаря:
– Надо эту штучку сдать в финансовые органы по всем правилам самого детального оформления. Спрячьте пока в несгораемый шкаф. А вы, Судаков, в совпартшколе изучали политэкономию. Теперь поразмыслите абстрактно о бесполезности некоторых сокровищ и превращении их в предметы общественно полезные. Кстати, перечитайте известную статью Ленина о значении золота в тех условиях, за создание которых нам ещё бороться и бороться…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
У ИВАНА КОРНЕЕВИЧА Судакова, несмотря на его молодость и малый, всего лишь двухлетний, стаж работы в органах ГПУ, были свои удачи и неудачи, успехи и упущения. Он не думал о блестящей карьере, о выдвижении, а хотел быть честным рядовым работником и, по возможности, меньше ошибаться, ибо последствия от ошибок в нелегком труде чекиста могли быть тяжелыми и непоправимыми.
Был он тогда холост, жил одиноко в тесной комнатке: стол, два стула, железная кровать с тощим тюфяком. На стене без стекла и рамки портрет Феликса Эдмундовича да две косо приколотых групповых фотографии с выпускных курсов техникума и совпартшколы. Стояла ещё в углу комнатки низенькая этажерка, на ней сотни две книг и брошюр. Читать их не находилось у Судакова времени. Дни и ночи на службе, в командировках. Соседи по этажу редко видели его. Письма и газеты засовывались в щель под дверь. В эту же щель подслушивались разговоры, если кто-нибудь из товарищей приходил к Судакову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97