И надо же – дочь обратила на себя внимание Маркуса Стенмора, маркиза Риели, который стал бывать повсюду, где бы она ни появлялась, и танцевать с ней на всех балах, на которые ее мать ухитрялась раздобыть приглашение. Это был упоительный сезон, и ничто, никакие дурные предчувствия не могли омрачить его. Френсис купалась в любви Маркуса, ей и в голову не приходило, что они стали предметом пересудов, да если бы и пришло, это вряд ли остановило бы ее. Маркус осыпал ее комплиментами, посылал ей цветы и не упускал момента, чтобы побыть с ней несколько минут наедине, где бы они ни находились. Она жила ожиданием минуты, когда он сделает ей предложение. А раз так, что же плохого, если она поедет с ним на пикник?
Это был чудесный, волшебный день. Было тепло, над головой раскинулось чистое небо, ярко зеленела трава. В корзине, которую, по его приказанию, загрузили в багажное отделение коляски, была масса всяких вкусных вещей; от шампанского у Френсис защекотало в носу, и она рассмеялась. А потом попросила его посидеть спокойно, она его нарисует.
Он вытянулся на траве, подложив руки под голову.
– Я бы мог часами сидеть и смотреть на тебя, только вот… – Он улыбнулся. – Мне захочется протянуть руку и до тебя дотронуться, чтобы убедиться, что это не сон, что ты не ангел или какая-нибудь сказочная фея: я моргну, а она вдруг возьмет и исчезнет.
– Ой, да я не собираюсь никуда исчезать, – со смехом проговорила Френсис. – И никакая я не фея, я из плоти и крови.
– Из чудесной плоти и крови. Все в тебе такое совершенство, что у меня сердце заходится.
– Ты преувеличиваешь! – Она и сама была вне себя от счастья. Человек, которому нет в мире равных, любит ее!
Он с трудом дождался, пока она сделает набросок, потом, не утерпев, выхватил у нее альбом, отбросил в сторону, обхватил ее руками и притянул к себе. Он и раньше несколько раз пытался поцеловать ее, но их прерывали или было слишком людно, так что он успевал только мазнуть губами по щеке или волосам, отчего ее бросало в жар и по спине бежали мурашки. Юная, невинная девушка, она не могла понять, что с ней происходит, знала только, что ей полагается протестовать. И она протестовала, но так робко, что он без труда заставлял ее умолкнуть.
– Я люблю тебя, – говорил он. – А как иначе я докажу это?
На пикнике все было не так. Когда он обхватил ее, она почувствовала, что происходит нечто иное. Он больше не прижимался губами к щеке или волосам, нет, он искал ее губы. И она с готовностью подставила ему их, и поцелуй все длился и длился, а его руки скользили по ее спине, а потом прокрались к грудям.
Она знала, что делает что-то нехорошее, но даже не пыталась остановить его, напротив, прижалась к нему еще теснее и обхватила его руками за шею. Любовь несла их все дальше по пути безрассудства. Маркус начал расстегивать пуговички на лифе ее платья и надавил большим пальцем на сосок… Френсис затаила дыхание, не зная, что за этим последует, но инстинктивное чувство опасности вывело ее из оцепенения.
Она вырвалась, охваченная внезапным страхом и растерянностью.
– Нет, – проговорила она, садясь и пытаясь дрожащими пальцами застегнуть пуговички. – Мы не должны это делать, это неправильно.
– Неправильно? Почему? Разве мы не признались, что любим друг друга? Разве я не говорил тебе столько раз, что не могу жить без тебя?
– Говорил.
– Ведь ты меня тоже любишь, да?
– Люблю.
– Тогда чего ты боишься? Она и сама точно не знала.
– Я думала об этом. Считается, что юноше и девушке лучше не оставаться наедине, и только сейчас я поняла почему.
– Ну и почему же?
– Да потому, что мы можем забыться и позволить себе лишнее, то, что разрешается только после свадьбы.
Он взял ее за руку, лицо у него было серьезным.
– Для меня было бы самым большим счастьем знать, что мы с тобой скоро поженимся, но впереди у нас столько препятствий…
– Препятствий? – переспросила Френсис, чувствуя, как ее пронзает страх. – Ты хочешь сказать, твои родители считают, что я тебе не пара?
– Как они могут что-то считать, если они про тебя вообще не знают? Я еще им не говорил.
– Но ты скажешь?
– Конечно, скажу. Недели через две они приедут в Лондон, тогда и скажу.
– Ну, две недели – это не очень долго, – сказала Френсис.
– Это целая вечность.
– Для меня тоже. – Она наклонилась и поцеловала его в щеку, пытаясь смягчить свой отказ, но он снова притянул ее к себе и стал целовать.
– Милая, любимая Фэнни…
– Нет, не надо, Маркус, ну пожалуйста. – Она вырвалась и потянулась к капору, валявшемуся на траве. – Ты меня пугаешь.
– Пугаю? Ну прости, любимая, я не хотел. Не понимаю, что на меня нашло.
– Так уж и не понимаешь? – Френсис была уже на ногах, на безопасном расстоянии от него, а потому снова пришла в веселое настроение.
Он засмеялся и схватил ее за руку.
– Да понимаю, конечно. Любовь на меня нашла, вот что. Только ты не бойся, я ни за что тебя не обижу.
– Я знаю. – В тот день она верила каждому его слову.
А две недели спустя он разбил ей сердце.
Френсис оторвала взгляд от картины, посмотрела в окно и удивилась, что ничего не видит – слезы застилали ей глаза. Она даже не почувствовала, что плачет. Зрелая женщина, спокойная и уравновешенная, она рыдала как семнадцатилетняя девочка, только что узнавшая о предательстве мужчины. Единственного в ее жизни мужчины.
Торопливо поставив полотно на место, Френсис выдернула из кармана платок, отерла глаза и застыла, озираясь вокруг. Мольберт и холст, краски и эскиз леди Лавинии – все было там, где она их оставила, и выглядело живым укором. Френсис решительно села перед мольбертом и взяла кисть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55