– Когда вы получили телеграмму?
– Двадцать пятого утром.
«Странно, – подумал Розниекс. – Двадцать пятого Зиедкалнс собиралась ехать в Ленинград, а вечером двадцать четвертого направилась в Пиекрастес. Что. означает эта телеграмма?»
– Железное алиби, – словно угадав мысли следователя, сказал Вершинин. – Доказательство того, что я был в Ленинграде. – Он снова горько усмехнулся.
– Самое железное алиби можно подготовить заранее, – невольно улыбнулся Розниекс.
– Может быть. Допустим – телеграмму вместо Ольги я сам отправил себе из Риги, потом вызвал Ольгу в Пиекрастес и сбил ее. Логично! – Он помолчал, приглаживая волосы. – Вы приглашали меня для мужского разговора, а сами ведете себя, как ребенок. Зачем стал бы я убивать женщину, которую уважал, любил? Да еще так жестоко! Разве я, старый фронтовой разведчик, не придумал бы что-нибудь похитрее, если бы действительно захотел от нее избавиться!
– И все же мне не избежать еще нескольких бестактных вопросов. Ваш сын знал о ваших отношениях с Зиедкалнс?
– Значит, и он попал под подозрение?
– Почему вы реагируете так остро? Мой долг – проверить все!
– Сын знал, прекрасно знал. Приехав в отпуск, он нечаянно нашел письма Ольги в моем письменном столе и пригрозил мне, что разделается с этой, как он сказал, бесстыдницей. Игорь очень любит свою мать…
– Он служит в Эстонии, не так далеко отсюда.
– Совершенно верно. Но он не совершал этого. Я знаю своего сына достаточно хорошо.
– Это еще не аргумент.
– Для вас – нет, для меня – да. Но вы хотите, в конце концов, или не хотите узнать, кто убил Ольгу? – Вершинин встал, словно свидетельствуя, что терпение его иссякло.
– Хочу, – сказал Розниекс спокойно, продолжая сидеть.
– Любовник официантки санатория Лиесмы Паэглите на своем грузовике. Зовут его… забыл…
– Антс Уступе. Это, к сожалению, не новость. И на его машине действительно найдены следы преступления.
– Почему же вы его не арестовали? – холодно спросил Вершинин.
– Потому, что за рулем был не он.
– Понимаю. Эта попрыгунья Лиесма тоже уверяла, что в ту ночь он был в ее постели.
Вершинин снова закурил, подошел к окну, поглядел наружу.
– А вам известно, что она продала одной отдыхающей из Новосибирска золотое кольцо с бриллиантом – то самое, что я подарил Ольге в день ее рождения? – Вершинин словно чеканил слово за словом. – А когда я заставил ее признаться, она заявила, что кольцо ей подарил этот самый Уступе.
Розниекс поднялся и подошел к Вершинину.
– Это все неплохо согласуется. Но сбивший Зиедкалнс водитель не мог взять у нее ничего, потому что не останавливался на месте происшествия.
– А Паэглите? Разве она не могла обобрать Ольгу? Сперва она сказала, что кольцо для продажи дала ей сама Ольга, и что в тот вечер Ольга уехала, чтобы получить за него деньги.
– Лихо! Когда это вы успели объясниться с Паэглите?
– Не имеет значения. Но когда вы ее задержите, она в моем присутствии не станет отрицать этого.
Порывшись в кармане, Вершинин вынул клочок бумаги.
– Вот фамилия и адрес женщины, купившей кольцо.
– Значит, вы и были тем кавалером, что пригласил Паэглите в ресторан? Но где же вы ее от нас прячете?
– Разве она исчезла?
– К несчастью.
– Не может быть! Ей деваться некуда.
Помолчав, Розниекс спросил:
– У вас машина здесь?
– Хотите задержать меня?
– Нет, зачем же. Съездим в прокуратуру, чтобы уточнить некоторые обстоятельства.
XXXII
Хорошо еще, что с утра ударили заморозки, не то из такой глиняной каши, да еще в хромовых сапогах, было бы не выбраться. Стабиньш уже пожалел, что отказался воспользоваться единственным «газиком» отдела внутренних дел, зная, что нелегко бывает милиции с транспортом. В нормальных условиях пять километров – не бог весть какой конец, но дорога отчаянно петляла, была усеяна рытвинами, полными грязной воды под тонким ледком. Сильный северный ветер бил в грудь, продвигаться было трудно. Держась боком против ветра, Улдис выбирал местечки, куда поставить ногу. Не спасали ни плащ, ни толстый свитер, на который Улдис так надеялся. Нельзя было и свернуть с дороги: места были болотистые. Ветер, усиливаясь, нес снежную крупу, она секла лицо, заставляла зажмуриваться.
Возвращаться смысла не было: самое малое, полдороги позади. Хорошо еще, что не заблудишься: дорога только одна – от поселка до колонии и обратно. «Надо думать о чем-нибудь, – решил Улдис, – легче будет идти». Это был последний и самый трудный этап его командировки. В Калининграде ничего интересного о Вершинине и его дружбе с Зиедкалнс Стабиньш не узнал. В Ленинграде встретить Вершинина тоже не удалось – используя часть ранее не взятого отпуска, он куда-то уехал. В институте Улдису удалось встретить дочь Вершинина, девушку с острым умом и еще более острым язычком. Насколько Улдис понял, с отцом она ладила и его не осуждала. Считала, что во многом виновата мать. Встречался ли Вершинин с Зиедкалнс раньше – установить не удалось…
Словно вол в ярме, втянув голову в плечи, Улдис ломился сквозь ветер и метель. «Ничего себе задачку подкинул мне Валдис, проверить все подряд. Не хватало только схватить воспаление легких», – подумал он.
Вначале ему везло. В архиве Елгавской больницы Улдис выяснил, что у Ольги Зиедкалнс родился не сын, а дочь. К сожалению, никаких сведений о дальнейшей судьбе ребенка он не получил. Зато запасся целой кучей бумаг относительно матерей, у которых в сентябре родились сыновья, и передал их Розниексу для дальнейшей работы. В свою очередь, Розниекс, тем временем собрал сведения об инженере Лубенсе. Оказалось, что в свое время он был одаренным и многообещающим студентом, которому предлагали место в аспирантуре и работу в институте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60