– Кирпич со свалки. Он домик строит. Фамилии его я не знаю и найти вряд ли смогу. Ехал ночью, хозяин показывал дорогу.
– Вот, значит, как. А каким ветром вас занесло в Пиекрастес?
– В Пиекрастес? – переспросил Уступс и подумал. – Места эти я не очень хорошо знаю, сбился, надо думать, с дороги, вот и…
– Сделали такой крюк по разбитой грунтовке? – сказал следователь. – Вы, шофер, изъездивший всю Латвию вдоль и поперек? Смотрите: вот план Пиекрастес, – следователь разложил на столе карту. – Вот станция, шоссе, переезд. Покажите, как вы ехали!
Уступсу пришлось задуматься. Он не ответил.
– Глядите, – показал Розниекс карандашом. – В Ригу ведут две дороги, они сливаются довольно далеко за станцией Пиекрастес. По какой бы из них вы ни ехали, на станции вам делать было нечего. А дорога, на которой вы сбили человека, пересекает их и идет к морю. Так?
– Так, – согласился Уступе, приблизив к карте лицо.
– Значит, что же вы делали на станции?
Уступе опять помолчал, растерянно оглядываясь, потом решил попробовать вывернуться.
– Хотел в буфете купить пива. Пить хотелось.
– И купили?
– Не успел. Сбил же человека.
– С какой стороны вы подъехали к станции? Со стороны моря или поселка?
– Ясно, что от моря. Там же шоссе на Ригу. Оттуда я и свернул. – Уступс явно обрадовался, что выбрался из лабиринта.
– Значит из Лимбажи вы все же ехали правильно, не сбиваясь.
– Так выходит, – охотно согласился Уступе.
– Сбили человека, проехали переезд – и прямиком в Ригу.
– Вот-вот.
– Переезд был открыт? – Розниекс задавал вопросы все быстрее.
– Так получается.
– Грунтовка не была перекрыта?
– Не заметил, – ответил Уступс осторожно. Видимо, шестое чувство подсказало ему, что тут что-то не так.
– Никто нигде вас не задерживал?
– Н-нет.
– А в Риге где поставили машину?
– Я уже говорил.
– Ну, ну?
– На площади, у новых домов. – Уступс все меньше понимал, чего добивался следователь.
– Почему не помыли машину?
– Хотел утром помыть, потом раздумал. Решил идти с повинной в милицию.
– Почему же не явились?
– Боялся. Все откладывал.
– Хватит! – вдруг стукнул Розниекс по столу. – Хватит врать!
Уступе так и застыл с открытым ртом.
– Слушайте, Уступе! Машина, сбившая женщину, ехала в противоположном направлении, а не так, как вы тут рассказываете: ехала к морю. Проехать переезд в это время нельзя было ни в ту, ни в другую сторону, потому что он был закрыт, и дорога, ведущая от него в сторону Риги, давно уже закрыта, на ней ведутся работы. Так что и врать надо правдоподобно. Что же, Уступе, станете вы говорить правду, или мне рассказать вам?
– Я… мне… – пробормотал Уступе.
– Тогда слушайте. – Следователь подвинул карту к Уступсу. – Ваша машина, Уступе, стояла вот здесь, смотрите, – он показал пальцем, – за станционными складами и ждала жертву. Когда женщина была уже на дороге, вы нагнали ее и сшибли вот здесь. – Он снова показал. – Машина ехала без огней. Это было умышленное и совершенное по заранее выработанному плану убийство. Так что признавайтесь, Уступе: по какой причине вы его совершили, кто вам поручил это и сколько вам заплатили? – Розниекс смотрел на шофера в упор.
На лице Уступса ясно читалось волнение. Он побледнел, рот его дергался.
– Видите, Уступе, случайного происшествия здесь не получается, – продолжал следователь. – Если вы действительно сбили женщину, то намеренно поджидали ее на станции, а после того, как пришел поезд, совершили нападение.
Дрожащими пальцами Уступс стиснул стакан. Розниекс налил ему воды из графина.
– Вы… вы хотите мне убийство пришить? – губы его тряслись. – Но я не убивал!
– Только что вы признались, что сбили женщину.
– Да, признался… ну – чтобы… – Он старался еще что-то спасти. – Вы меня прижали к стене. Все против меня. Мне нечем доказать, что я не виновен, никто, никакой суд мне не поверит. Вот и остается чистосердечное признание, облегчающее приговор. Я сидел, знаю. А в камере любой сопляк скажет: когда деваться некуда – сдавайся. Ну сколько я понимаю: вам надо раскрыть преступление, сдать отчет – а мне куда деваться с такими доказательствами? Некуда! За аварию я свои пять лет отсидел бы. Ничего не поделаешь – судьба. Но убийство – мне! Моргнуть не успеешь, как поставят к стенке! Кто поверит, что я ни при чем?
Уступе стал ломать руки.
Розниекс позволил ему выговориться.
– Если скажете правду – я поверю, – проговорил он в наступившей тишине.
Лицо Уступса вытянулось, словно он увидел что-то невероятное.
– Вы? – недоверчиво переспросил он. – Если скажу правду? А доказательства? Куда вы их денете?
– Истина сильнее доказательства. Она всегда – самая логичная.
Уступе долго размышлял, то сжимая губы, то бормоча что-то под нос. Словно то ли совещался, то ли спорил сам с собой. Потом, словно сбросив с плеч тяжелый груз, сказал:
– Умом не верю, но верить охота… Розниекс снова включил магнитофон.
– Можете не верить, но это чистая правда. Клянусь. Ночевал я у подружки. Она замужняя. А у меня жена в больнице. Очень прошу…
Розниекс кивнул.
– А где были до того?
– В Лиепае. Лиесма попросила срочно привезти посылку. Ее родственник, моряк, иногда привозит кое-что…
Лицо Уступса покрывалось потом.
– Что значит – иногда кое-что?
– Ну, наверное, заграничные товары – женщины по ним с ума сходят.
– Давайте точнее.
– Да я больше ничего не знаю, это все так упаковано… Мне она подарила вот эти японские часы, – Уступс поддернул рукав. – Сами заводятся, показывают дни, месяцы. И еще зонтик, запонки…
– Часто вы ездили?
– Не очень. В этом году – четыре раза. Раньше Лиесма ездила со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60