– нетерпеливо спросил Ваня – Зачем оно?
– Затем, брат, что сердцу силу дает, душу крепит, тело правит. Не насовсем, конечно, да только, как глотнешь, ровно кто тебя вот так и толкает, так покоя и не дает – ступай, мол, не бойся ничего! Я в свое время каким был? Пальцем перешибить можно, ветерка боялся, ходил и то не иначе, как с посошком. А отец мой, Володарь Грузич, в ту пору и закручинился, как бы меня на ноги поставить да выправить, вот и отправился он по колдунам да знахарям. Что со мной ни делали – всего и не пересказать, ничего не помогало. Да только пришел мой батюшка к этому старичку, Жарохе-знахарю, рассказал все не таясь: так, мол, и так… Махнул Жароха рукой – дело твое, говорит, слажу, ты только сына своего ко мне приводи. Привел меня батюшка, чуть ли не на руках принес, в ноги знахарю поклонился, вылечишь, дескать, – всего своего добра не пожалею. А Жароха только пошептал надо мной что-то да дал винца своего заговоренного хлебнуть. А как я испил – чую, с каждым глотком силушка прибавляется, и не столько в руках да ноженьках, сколько в сердце. Как вышли мы отсюда с батюшкой, увидел я: в грязи телега застряла, ухватил я ту телегу за ось да сразу и выдернул. А как домой пришли, стал в кузнице батюшке помогать, молоты тягать да коней ковать, в поле с сохой пошел, матушке в ее хозяйстве подсобил. И, веришь ли, брат, года не прошло – здоров стал, кровь с молоком, румянец во всю щеку, как сосна поднялся. Вот оно что, зелье-то стариковское творит!
– Да уж, – только и смог выдохнуть Ваня, – а ежели и мне так?
– Так для того и привел! – рассмеялся Максюта.
– А скажи еще, – тихонько спросил его Иван, – раз этот Жароха для тебя столько блага сделал, ты зачем с ним так грубо обходишься? И обругал, и медведя, вон, обидел.
– А затем я с ним так грубо себя веду, – посерьезнел Максюта, – что иную речь он и слушать не будет, прочь прогонит да еще напоследок проклятий навяжет. Леший с ними, с колдунами, каждый свою линию гнет: кому по нраву, чтобы ты на коленки пал и руки целовал, а кому-то, Жарохе вот, хочется, чтобы с ними говорили сурово, по всей строгости.
– Понял, – кивнул Ваня, хотя в действительности ему многое было непонятно, – а мне-то он своего зелья даст?
– Даст, как не дать, – заверил его Максюта, – да вот и он.
И правда, старик, кряхтя и ворча, зашел в горницу, запер за собой дверь, с беспокойством оглянулся по сторонам и подошел к столу. Из-за пазухи он достал кувшин, заткнутый красной тряпкой, и поставил его перед Ваней.
– На вот, пей.
Иван, пролепетав: «Спасибо», – осторожно вытащил тряпку и с опаской понюхал жидкость. Пахло хорошим вином. Ваня подумал, погладил кувшин и быстро сделал один глоток. Вино было немного терпкое, сладковатое и пахло медом.
– Ты чего, – возмутился Жароха, – ты давай все пей!
– Все? – испугался Ваня. – Как это все?
В кувшине было никак не меньше половины литра, Иван за раз мог выпить вдвое больше пива, но пить залпом такое хорошее вино ему казалось кощунством.
– Пей, пей, – подбодрил его Максюта, – худа не будет!
И Ваня, крепко понадеявшись на свой организм, зажмурился и одним махом осушил кувшин.
– Ну, силен! – восхитился Жароха. – Я думал, ты по глоточку тянуть будешь!
Максюта с гордостью посмотрел на старика: вот, мол, каких молодцов к тебе привожу! Ваня же сидел, хлопал глазами и никак не мог понять, хорошо ему или плохо. В животе что-то недовольно бурчало, рот был полон сладкой слюны, горло так и горело. Вдобавок еще помутилось в голове, перед глазами поплыли красные пятна, и Ваня, что-то невнятно пробормотав, рухнул головой на стол. Максюта досадливо крякнул, поднял Ивана на руки и, вручив старику несколько тускло блеснувших монет, тяжелой походкой отправился вон. У порога с удовольствием пнул медведя в бок, насладился его злобным рычанием и вышел на улицу. Ваня никак не хотел приходить в себя. Максюта взвалил его на плечо и понес по полутемным переулкам. Казалось, он совсем не замечал своей ноши, что-то напевал под нос и заглядывал в окна домов. Свет уже почти нигде не горел, но зато ясно светил месяц. Вскоре Максюта вышел на улочку, ведущую к площади, перехватил Ивана поудобнее и бросился бегом.
– Ты чего с парнем учудил?! – закричала Веста, увидев бесчувственного Ваню. – Ты что с ним сделал?
– Да ничего, – примирительно вскинул руки Максюта, – только зельем опоил.
– Каким еще зельем? – отчаянно взвыла волчица и бросилась к распростертому Ване. – Иванушка! Друг ты мой! Очнись!
Ваня очнулся, открыл глаза, увидел перед собой оскаленную морду и, икнув от ужаса, снова потерял сознание. Веста, угрожающе рыча, надвинулась на Максюту:
– Каким, говоришь, зельем Иванушку сгубил?
– Да кто его сгубил! – рассмеялся тот. – Проспится – будет как новенький, даже лучше. Ты, наверное, слыхала про знахаря Жароху? Его работа.
– А, – тут же успокоилась волчица, – Жароху знаю, знатный чародей будет, жаль, ничем, кроме своих трав да настоек, не занимается. И как это я Сама не сообразила Ваню к Жарохе отвести? Ты молодец, – и она ласково тронула Максюту лапой, – прости, что на тебя ругаться вздумала, не со зла я, по незнанию!
– Ничего, – Максюта усмехнулся, – главное, что с Ванькой все в порядке, а там ругайся себе сколько душе угодно, я не в обиде.
Волчица еще раз ему улыбнулась и нежно взглянула на Ваню. Тот, судя по всему, уснул, дыхание у него было ровное, он даже немного похрапывал. Веста подумала, почесала за ухом и улеглась рядом с Ваней, положив на него лапу. Недалеко, подложив под голову попону, храпел Велеба. Кобылиц он Весте не доверил, самолично завел в царскую конюшню, долго сокрушался по поводу увиденного непотребства и отпускал в адрес царя Кусмана едкие шуточки и страшные ругательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110