Каждый появляется там, где появляется, и находит себя там, где находит. Вот. Замечательно мы жили в Литве, ГБ нами занималось пристально, помогало.
Аркадий: Тоже изучало литературу?
Игорь: Да, литературу изучало о нас, записывало из кустов наши беседы у костра. И я всегда, когда мы начинали беседовать, говорил: "Ребята, включайте, уже можно, буду говорить". А потом мы это лежбище нашли в кустах. Хорошее место, сено там у них было, чтобы удобнее лежать. На лодке мимо нас плавали, изображая рыбаков, с дубинками в руках. Дубинка, веревочка – значит, удочка. Помогали очень, а сейчас нет таких добровольных помощников, которые бы не давали заснуть и все время бы напоминали, ловили каждое твое слабое место. Это была находка. Мощная государственная организация, которая бюджетно работала на нас в поте лица. Так они и развалили Союз, нами занимаясь. Шутка, конечно. Вот тогда и были наши первые забавы на природе, под названием stovykla. По-литовски все-таки нормально – stovykla, а по-русски сразу – лагерь. Как-то надо мягче – база отдыха у замечательных литовских озер. А потом появился Мирзабай. Точнее, сначала появился Абай. Опять же он вышел на Валентаса. Они где-то там познакомились, и Валентас услышал о Мирзабае. Целый наш отряд ходил по Средней Азии, и они нашли Мирзабая, за что им большое спасибо. А сначала у наших в Литве, у Валентаса появился Абай. Потом Валентас туда съездил, вернулся, рассказывал всякие хорошие, добрые чудеса. Потом я съездил, вернулся и сказал: "Все, ребята. Я вам не учитель, не наставник, я сам ухожу в ученики к Мирзабаю. Кто хочет – пожалуйста. Кто не хочет – тот не хочет. Кто как хочет". Сложил я свои полномочия большого мастера в Вильнюсе, так сказать. И началась кровавая баня. Почему? Потому что Мирзабай – представитель старой корневой традиции и очень жесткой. Строго говоря, чтобы его адекватно воспринимать, надо было предварительно хотя бы соответствующую литературу прочитать. В его традиции все наоборот: если тебя хвалят – это значит ты что-то сделал не так, если тебя ругают – ты молодец. Такая общая схема. Вообще, там жесткая традиция, жестко все кнопки отжимаются. А народ-то туда ездил разный, человек двести с лишним побывало. И потом здесь уже, в основном в Москве и Литве, Абай провозгласил, что все это вчерашний день, что он знает короткий путь к просветлению. Большинство к нему и перекинулось с ходу, потому что с ним было легко: он говорил хорошо по-русски, читал те же самые книжки, знал наизусть те же самые слова про путь, не ругался как Мирзабай и т.д. и т.п. Ну, чем все это кончилось, вы знаете – смертью Талгата, который был самым ближним учеником. Талгат объяснял мне на полном серьезе, что я ничего не понимаю, что Абай – это бодхисаттва, что я слеп и ничего не вижу, потому что я застрял на Мирзабае.
Аркадий: И каков был характер, контекст смерти?
Игорь: Контекст был такой: у них давно бродила бредовая идея, что надо отдать жизнь, чтобы сильно духовно продвинуться во имя борьбы с материализмом.
Аркадий: Отдать чью жизнь? Свою?
Игорь: Свою. Очень хотел Талгат этого, и еще у них была пара человек, заведенных на этой теме. Руку предлагали отнять, членовредительство, значит. Я думаю, что-то у них с пренатальным периодом не все в порядке было.
Аркадий: Ну, есть же традиция. Второй буддийский патриарх, который учился у Бодхидхармы, себя всячески калечил, чтобы Бодхидхарма дал ему просветление. Стоя на снегу босой, он отрезал себе руку и второй рукой протянул ее Бодхидхарме, и в этот момент получил просветление.
Игорь: Я же говорю, что древние традиции были очень суровые. Там говорилось: "Если из тысячи вставших на путь девятьсот девяносто девять погибнет, а один достигнет, то жизнь остальных девятисот девяносто девяти оправдана". Но это, естественно, никого не устраивало, потому что хотелось чего-то культурного, цивильного, приемлемого, знакомого, немного экстрасенсорики, немного магии, немного мистики, чтобы все было привычно. И эта привычность кончилась очень плохо. И после этого в Литве был шок. Быстренько перестроили общественное сознание на то, что во всем виноваты эти два азиата и москвичи-каратеки. Ну, а наши литовцы, конечно, оказались ни в чем не виноваты. Это понятно. Да и, собственно говоря, не было там виноватых, а были глупые, невежественные люди с высшим образованием, и больше ничего. А у Абая была простая проблема, как говорил Мирзабай: "Абай-дириг", т.е. полное дерьмо, в смысле жажды власти. Но Мирзабай считал, что его вина в том, что он допустил такое. И он поехал в Вильнюс, может быть, надеясь что-то сделать, а может быть, предчувствуя сказанное его мамой о том, что Абай его убьет. Он же был здесь с мамой, его мама здесь похоронена, а сейчас он попросил меня попробовать перевезти ее прах в Азию. Когда это все случилось, ребята ее забрали, и она на литовском хуторе растила литовских детей, ни слова по-русски, но как-то она договаривалась с детьми. Там умерла, там и похоронена. Это я все про литовскую землю. Как тут все сложно переплетается.
Аркадий: Игорь, ты затронул одну тему, похожую на то, о чем мы хотели говорить сегодня. Ты сказал, что в основном все хотели культурного эзотеризма, немного ясновидения, того-сего, и это напоминает мне сегодняшних культурных бездельников, которые привыкли к этой эзотерической лужице. Вот, сейчас новые книжки появляются, новые веяния, а человек жестко кристаллизован и меняться не хочет.
Игорь: "Консерва".
Аркадий: Да, "консерва". Но тем не менее "консерва" хочет видеть себя в каком-то смысловом пространстве. Сегодня на Западе – это просто чума, и таких "бездельников" там видимо-невидимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97