И тут прокатился далекий, глухой гул, словно где-то очень далеко шла гроза. То неясным рокотом в тиши деревенского вечера дала о себе знать неблизкая передовая. Вера Глебовна вздрогнула и сдавленным шепотом спросила:
- Неужели Андрей уже там?
- Нет, Вера Глебовна... За ночь не дойти туда.
Они притихли, Таня прижалась к Вере Глебовне, и долго слушали, как еще не раз прокатывались дальние отзвуки фронта.
- Выйдемте на улицу, посмотрим,- предложила Таня, и они, накинув шубы, вышли во двор, прошли немного по улице, откуда виден был горизонт, и Вера Глебовна увидела, как серо-синее небо на западе высветлилось зловещим, кровавым заревом...
И провалилась куда-то земля под ногами Веры Глебовны, и ухватилась она за Танино плечо, чтоб устоять. Таня потянула ее к дому, но она отрицательно закачала головой, не будучи в силах оторвать взгляда от этого полыхающего неба, от этого кровавого зарева, к которому сейчас по темной, ночной дороге неотвратимо приближается ее сын.
- Пойдемте,- Таня еще раз мягко потянула ее к дому.
- Подождите, Таня... Мне надо видеть это.
Они еще долго стояли на околице деревни, пока не замерзли совсем. Возвратившись в избу, опять сели за стол, но разговора уже не было, не шел он почему-то, сидели молча, каждый в своем, пока хозяйка не сказала со вздохом.
- Да, обидно очень все же, что зазря вся дорога ваша...
Вера Глебовна подняла голову, подумала...
- Нет, наверное, не зря... Я так много увидела за этот день... И сожженные деревни по дороге, и немецкие трупы, и этого немца, и это кровавое небо... Потом я узнала вас, Таня, узнала, что скрасили вы Андрею последние дни, получила переданный им поцелуй... Нет, я все это должна была увидеть. Все, все... И не зря была эта дорога в Бородухино. Теперь я знаю, что сказала бы Андрею, но что делать... его нет...
- А вдруг они вернутся? - прошептала Таня.
- Нет, Танюша, не вернутся они... Всегда на рассвете возвращались, а сейчас вечер уже... И отдыхать нам пора,- сказала хозяйка.
- Да, я пойду,- поднялась Таня.- Отдыхайте, Вера Глебовна. Утром загляну. Если завтра в Москву надумаете, провожу вас на станцию, в поезд усажу. Я ведь тоже в Москву собираюсь. Хочу на заводе работать, который снаряды делает или еще какое оружие. Тогда заходить к вам буду.
Вера Глебовна ничего не ответила, только привлекла Таню к себе и поцеловала. Эта деревенская девчушка вдруг стала ей родной и близкой.
- А я ждать его буду,- неожиданно прошептала Таня.- Знаю, у него есть девушка в Москве, но неизвестно еще, кто крепче ждать будет.
- Нет у него, по-моему, никого...
- Нет, есть... Говорил. Но я все равно ждать буду... Вы знаете, он меня только один раз и поцеловал, когда ночью уходил. Видно, почувствовал, что насовсем они уходят... Вот этот поцелуй я и передала вам...
- Спасибо, Танюша,- тоже прошептала Вера Глебовна, провожая ее до двери.
Хозяйка постелила Вере Глебовне на своей кровати, сказав, что сама на печке будет, теплее там, да и любит она на печке.
Вера Глебовна давно не ложилась в постель при таком тепле. Она разделась до белья и даже могла не натягивать одеяло до самого горла. Телу было свободно и легко, а на душе, как ни странно, было спокойно, и это не был мертвящий покой отчаяния, а какое-то тихое примирение со всем, хотя и безмерно было разочарование, что не увидела сына. Она прислушивалась к дальнему гулу фронта и думала - переменилось что-то в ее сердце, и не напрасна была эта дорога в Бородухино. Нет, не напрасна.
Она проснулась от негромкого стука в дверь и сдержанного шепотливого разговора, в котором разобрала слова хозяйки...
- Смилостивился господь над вами...
Она открыла глаза, приподнялась и увидела - в проеме двери большой, неуклюжей тенью стоял Андрей! Она зажмурилась, не веря, боясь верить. Потом опять раскрыла глаза - Андрей все так же стоял в двери, не шевелясь, и шумно, прерывисто дышал.
- Не может быть! - вскрикнула она, вскочила с постели и бросилась к нему.
Диск автомата, висящего на шее Андрея, больно ударил в грудь, а потом обжег промерзшим железом. Она прижалась к нему и не могла говорить. Лицо Андрея пылало жаром, а от разгоряченного тела пахнуло едким мужским потом, запахом ремней и железа, которым увешана была его одежда.
- Это я, мама...- сказал он.
- Лампу сейчас зажгу, посмотрите друг на друга, а то какое свидание в темени,- прошептала тетя Нюша.
И в свете медленно разгорающейся керосиновой лампы Андрей, которого она пока только ощущала руками, лицом, прижатым к его подбородку, и телом, начал лепиться в бликах колеблющегося света, и она, все еще не верящая, что это не сон, глядела на его темное лицо с выпирающими скулами, огрубевшее, резковатое, может, потому что было небритое и сильно похудевшее, ставшее еще больше похожим на лицо мужа, глядела, замирая от счастья, которое сдавило горло и не давало вымолвить ни слова...
- Скажи, это правда? Это ты? - смогла наконец сказать она.
- Я, мама... Разреши, я разденусь,- он осторожно высвободился из ее объятий и с облегчением стащил с шеи автомат, расстегнул пояс с висевшими на нем дисками и гранатами в чехольчиках, скинул ватник, снял ушанку, потом подшлемник и шагнул к столу, к свету.
- Ты совсем вернулся? Я хочу спросить - вы все вернулись?
- Нет, мама, один... Мы сейчас в двадцати километрах отсюда. Стоим в лесу. Ротный позабыл вещмешок, ну и послал меня. Вернее, я сам вызвался. Я чувствовал, мама, что ты здесь.
- И ты прошел сейчас двадцать километров?!
- Я на лыжах, подумаешь... Мама, через полчаса я должен обратно.
- И опять двадцать километров?..- ужаснулась Вера Глебовна.
- Ерунда. Я пробежал бы и сто. Как ты добралась, мама?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21