Он поразминал пальцы... Что такое?.. С кончика пера по столу бежали буковки – одна за другой, как цепочка.
Его прошиб пот: начало цепочки уже на чистом листе бумаги, звенья-буковки стали рассыпаться... Да и не буковки это, нет, а махонькие человечки в разноцветных рубашках. Их становилось все больше, больше...
Надев очки, он приблизил лицо к столу. Человечки не обращали на него внимания. Они перебегали с места на место, подталкивали друг друга, что-то кричали, жестикулируя.
Он схватил ручку, кинул ее на пол и стал топтать каблуком. И человечки замерли... Он вдруг увидел скривившееся в саркастическом смехе лицо, составленное, как мозаика, из человечков. Красивое лицо, несмотря на оскал. Конечно, он узнал... И вспомнил женщину. Собственно говоря, он и не забывал ее. А если этот диковинный портрет увидит жена? Она, кстати, скоро вернется с работы.
Лицо перестало скалиться и теперь мило улыбалось. Он даже залюбовался им. Но дверь в прихожей хлопнула, и на прекрасном лице появилась маска недоумения. «Убирайся!» – сказал он шепотом и попытался смахнуть рукавом призрачное лицо. Или размазать его по столу. Он даже представил кровавое пятно... А лицо украсила счастливая улыбка... Он закрыл его снятым с полки журналом, но оно взмыло вверх, к потолку, продолжая улыбаться.
В прихожей что-то звякнуло.
Он скинул пиджак и попытался накрыть им порхающее нечто. А оно становилось объемным: возникла шея, плечи, ключицы, которые он любил целовать. «Дверь», – вздрогнул он и задвинул шпингалет. Что бы ни случилось, жена не должна войти в комнату, пока не исчезнет это наваждение...
А наваждение уже обрело руки, грудь... Он отбросил пиджак и схватился руками за спинку стула. «Почему ты являешься ко мне голой? – спрашивал он, словно был уверен, что являться надо в платье. – Зачем голой-то?» Руки призрака потянулись к нему. Он отшатнулся, занес над головой стул и кинул его в усмехающуюся женщину. Упала с полки книга, стаканчик с карандашами.
– Что случилось? – голос жены и стук в дверь. – Почему заперся?
– Все хорошо, – спокойно ответил он, сдерживая дыхание.
Призрачная женщина, увернувшись от стула, прошептала: «Милый мой». Он оттолкнул ее, но руки провалились в воздух. «Милый мой», – повторила она громче.
– У тебя гости? – голос жены из-за двери. Полетела в угол пишущая машинка, ударила в стену ваза, горшок с кактусом упал на пол...
– Ты пьян, – крикнула жена. – Опять. Господи! Открой сейчас же!
Дверь несколько раз дернулась и распахнулась.
– Тут, понимаешь, чертовщина какая-то. – Он затравленно улыбнулся, вобрав голову в плечи.
– Ты все забыл!.. Забыл! Неужели хочешь, чтоб все повторилось? Хочешь?
– Я не знаю этой женщины. Появилась непонятно откуда и... – он огляделся, – разлеглась на диване. – Убирайся! – крикнул он призраку, на лице которого играла улыбка. – Надо вызвать милицию, – робко предложил он.
– Мало того, что ты пьян, так еще вновь притащил сюда эту потаскуху!
– Она сама пришла, – возразил он. – Я знать ее не знаю. Как ты можешь обвинять меня, когда... – Он замолк на полуслове, потому что перед ним стояла теперь не жена, а какой-то старик в затасканном ватнике с лоснящимися, пахнущими конским навозом руками.
– Оправдываешься? Ну-ну! Ты же знаешь ее, эту женщину.
– А ты? Откуда ты взялся здесь?
– Так знаешь или нет?
– В первый раз вижу ее.
– Кривляешься... Сам перед собой кривляешься. Только зачем это для твоей-то правды?
– Ты, дед, словно мужиком не был!..
Рука, подпиравшая подбородок, скользнула, и он очнулся. Приморгавшись к свету настольной лампы, пододвинул исписанные листы. Зачеркнул первые несколько предложений – штампы. Поставил на полях знак вопроса: «Что-то здесь со временем: прошедшее, настоящее?» Потом ему не понравилось с водой – воспоминанием, да и само сердце – трепещущая мякоть: «Плохо». Задумался, глядя сквозь стену. «С Валькой-табельщицей надо прекращать. Не дай Бог до жены дойдет», – пробормотал, склоняясь над рукописными листами, и услышал – хлопнула дверь в прихожей. Глянул на часы – половина второго ночи. «Где это она задержалась?» – подумал, притаившись, потому что услышал мужской голос, невнятный и тихий. «Да я вас, алкоголиков, за километр вижу! – Это голос жены. – Старый человек. Не стыдно?» Мужчина что-то прошептал в ответ. На что жена сказала громко: «А он? Думаешь, святой?.. И не смей меня упрекать! Топай отсюда, пока милицию не вызвала».
Он боялся вмешиваться в разговор. Да и что можно сказать, если старик, а он был уверен, что в прихожей именно старик, тот, с озера, с женой разговаривает, знает о Валентине...
ВТОРОЙ ЭТАЖ
Выйдя из автобуса, он помог старушке – донес корзину с помидорами до стоянки такси. Сам пошел пешком. Ветерок волчком крутанулся перед симпатичной девицей, подхватил с клумбы кусок газеты, вознес его к куполу потолка. Птицей трепыхалась в вышине бумажка. Он остановился и задрал голову, наблюдая за полетом.
– Сокол... сапсан, – услышал за спиной чей-то голос. – Видите, у крыльев края светлые.
Несколько любопытных пялились на купол. Мужчина в строгом сером костюме со знанием дела комментировал полет обрывка газеты:
– Стройная, умная птица... Как держит точку, стервец! Сапсан меньше кречета, но превосходит чеглока...
Слушать «знатока» птиц соколиной породы не стал. Усмехнулся, подумав: «Зеваки вряд ли догадываются, что наблюдают полет какой-нибудь, скажем, статьи об экономике, которая „должна быть экономной“. Здоровье и хорошее настроение – это главное. Три шага – вдох, три – выдох. Вдох... Выдох».
Вот и нужный подъезд. Десять стертых до арматуры ступенек. Свежеокрашенная дверь, вправо – магазин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11