Точно: опричниками становимся. Дожили!"
- Деда, так нам опять бунт подавлять?
- Ишь, разошелся! Понравилось, что ли? Не надо ничего... Как ты
сказал? Подавлять? Давильщик, ядрена Матрена... Обошлось, так
договорились.
- Деда... Маш, да брось ты эту кашу! Остыла уже, в рот не лезет.
Деда, объясни толком, я не понял ничего.
- Кхе! Я тоже не понял... поначалу. Значит, собрал я стариков -
кто с серебряными кольцами. Хоть раньше такого и не было, но спорили
недолго. Приговорили: семьи бунтовщиков из Ратного изгнать. Только
расходиться собрались, явился дружок твой - поп. "Помилосердствуйте",
говорит, "Бабы, детишки". Я его за шиворот и в сарайчик, где девки
Семеном порубленные лежат. Вот, говорю, тоже детишки. Любуйся! Он аж
позеленел весь.
Ну, оставил я его в сарайчике, а сам послал людей с приказом.
Разрешил каждой семье взять вещей и припасов, сколько в одной телеге
поместится, и чтобы на следующий день духу их в Ратном не было! А с
утра Нинея заявилась и в ту же дуду, что и поп, дудит! Дети, мол, в
отцовых грехах неповинны.
А о том, что эти дети вырастут, да за своих отцов мстить станут,
только я думать должен? Так нет! Засела у подружки своей Беляны и
сидит, ждет... Отец Михаил, тоже, как отпел покойников, такую
проповедь закатил! С царем Иродом меня сравнил, святоша... - Деду явно
хотелось ругнуться, но мешало присутствие Машки. - Машка! Давай-ка,
пои Михайлу лекарством, да уматывай. Сидишь тут, уши развесила...
"Классическая ситуация - решение одной проблемы, тут же, порождает
целый букет других проблем. Вообще, управление подобно траектории
движения горнолыжника - окончание одного поворота, одновременно,
является началом поворота следующего.
Но как же деду трудно! Не от хорошей жизни он мне тут душу
изливает, больше-то некому. Жену схоронил, Листвяна, видимо, для этого
не годится. Мог бы, наверно с матерью поговорить, она - женщина
умная... Нет, у деда принцип: "первому лицу жаловаться некому". Может,
ему совет нужен? А что я могу?"
- Деда, а как с десятком Тихона договорились?
- Да, тут такое дело вышло... Кхе... Понимаешь, был в том десятке
один ратник, Николой звали... Семен ему однажды жизнь в бою спас.
Побратались они. Ну не мог он Семену в помощи отказать! Пошел вместе с
ним... Кхе... Хороший мужик был, воин справный, семья большая...
Короче, собрались они всем десятком... да какой там десяток - пять
человек осталось, да Глеб шестой. Собрались на дворе у Николы и
говорят: "Не дадим Глашку с детьми выгонять, и всё тут!" Ну, не
убивать же их, тем более, что и не виноват был Никола, особенно. Дело
чести... Кхе... Не своей волей пошел.
Ну, я отступился... Пока. Семеро детей, из них четыре парня...
Маленькие еще, у Николы сначала три девки подряд родились... А ту еще
Аристарх - репей старый... Анисью - жену Семена - к себе забрал вместе
с детишками. Тоже говорит: "Не отдам дочку с внуками!" И Бурей туда
же! Я же говорю: с ума все посходили!
- Бурей? - Удивился Мишка. - А он-то чего?
- Того! Бурей Доньку, когда-то, Пентюху то ли подарил, то ли
выменял на что-то. А теперь обратно забрал, на кой ему такое
сокровище? И, ведь, как всё удумал, поганец! - Дед звонко шлепнул
ладонью по колену. - Взял, да пентюхову развалюху церкви пожертвовал!
Благо, радом с домом настоятеля стоит. И не подойди к нему: его
холопка, что хочет, то и делает!
"Умен обозный старшина! Со всех сторон обставился: холопку, вроде
бы, в аренду Пентюху сдавал, а дом... Стоп! А дом-то?"
- Деда, а Бурей имел право домом Пентюха распоряжаться?
- Имел, не имел... Ты теперь отними, попробуй. У церкви-то!
- А остальное имущество бунтовщиков?
- Михайла! - Дед укоризненно собрал на лбу морщины и шевельнул
рассекающим щеку шрамом. Я тебе про людей толкую, а ты - про барахло.
- И, все-таки? Деда!
Дед перестал морщиться и слегка подался вперед, похоже,
действительно, ждал от внука совета - привык уже, что от Мишки можно
получить неожиданную идею. Но давать советы главе рода при Машке не
стоило.
- Маш, давай-ка мне лекарство. - Мишка глотнул поданное сестрой,
горькое, вяжущее рот пойло, сморщился и попросил: - Запить...
Дед правильно понял мишкины маневры и заторопил Машку:
- Давай, давай, внучка. Покормила и ступай!
По Машке было очень заметно, что ей очень хочется остаться и
послушать дальнейший разговор, но повода остаться у нее не нашлось и,
собрав посуду она направилась к выходу из горницы. Однако выйти ей не
удалось. Дверь распахнулась и на пороге появился Роська. Видок у него
был - натуральная иллюстрация к пословице "краше в гроб кладут", а
выражение лица, пожалуй, именно такое, с каким кидаются под поезд или
вешаются.
- Гриша умер... - Пролепетал Роська бескровными губами.
Кто-то, кого Мишке не было видно, попытался схватить Роську сзади
за плечи, но мишкин крестник вывернулся и, влетев в горницу, с
отчаянным криком рухнул на колени возле постели раненого старшины.
- Крестный! Прости! Не за того Бога молил! - Роська распластался
на полу и оттуда продолжил вопить:
- Гриша умер, а я за другого молился, это я виноват! Прости,
крестный!
Мишка дернулся навстречу крестнику, попытался сесть на постели, и
тут же у него закружилась голова и всё, скормленное ему только что
Машкой, настойчиво запросилось наружу - не зря, видать, Настена
предупреждала, что неумеренное использование ее "обезболивающего"
средства может обернуться скверно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20