У меня немного отлегло от сердца – мысли, которые пришли мне в первую секунду были слишком, слишком… Я не хотел их возвращать. Выпила, хочет поговорить. Ничего страшного. Почему же тогда у меня на лбу выступил пот?
– Саша, ты где сейчас?
– Я пьяна, Марат. Мне так плохо. Очень. Я… Я дома. Сижу возле окна. Люди…
– Саша.
– Молчи. Не перб… Не пре… Не перебивай меня, пжалст. Мне надоело, нд ело, ты все время меня пребиваешь. Все надоело. Пора заканчивать со всем этим.
У меня вновь все сжалось внутри. «Не буди лихо, пока оно тихо»? Да, ну не может быть! Не может быть! Какой суицид?!.. И тут я вспомнил наш с Сашей разговор… Ее «часто посещают мысли о…». Да, ну. Это бред. Какой-то идиотизм. А ведь всего пару дней назад мы с Олегом разыграли спектакль… Это уже слишком! Два самоубийства с интервалом в один день – это ненормально. Пусть даже первое было лишь инсценировкой.
– Что тебе надоело? Что? – я старался говорить мягко, но возбуждение в произнесенных мною словах трудно было не заметить.
– Все. И это тттоже. Тоже. Тоненькая… Худенькая… Мягонькая… Ты гврил об отказе. Полеты без парашюта. Сейчас пследний. Пследний полет. Асфальт. По нему ступают люди. Люююди. Разные. Хорошие. Плохие. Теплые. Холодные. Скоро полетит и будет лежать она. Тоненькая…
Я слушал ее, затаив дыхание. Мучительно пытался найти слова, которые могли бы… Я не знал, что ей сказать. Не знал. Самым неприятным было то, что я думал не только про нее. Я думал про книгу. Не знаю почему. Представлял ее легкие, бумажные страницы-крылья. Они внутри, под обложкой, в душе. Наши крылья не за спиной, они в душе.
– Ттт. Ты слышишь меня? Марат?
– Да, да. Я слушаю тебя. Саша, тебе кажется, что … Ты не можешь найти причину продолжить?.. Скажи, – я понимал, что несу чушь, но ничего другого в голову не приходило. Я путался в собственных фразах.
– Нет. Нннет причины продолжать. Зачем? Я все сама придумала!!! Я не пойму тьбя. Ты пыт… пытаешься меня отгрить что ли? Вот уж не ожидала от тьбя. Отказ. Ты был прв. Зачем прдлжать? Надо отказаться.
Рука вспотела, я взял трубку другой. Приложил к другому уху. Ужас какой-то! Почему в школе нас не учили, как действовать в подобных ситуациях? Напомнить ей, что напишу вторую и третью книгу для нее? Она пошутит, что это будут посмертные книги. Сказать, что люблю? Она почувствует ложь, как бы она ни была пьяна сейчас, она тонко чувствует обман. ЧТО МНЕ ЕЙ ГОВОРИТЬ? Интуитивно я понимал, что необходимо говорить, все равно что, главное не злить ее.
– Саша. Я сегодня всех к себе пригласил. Придут Дима, Богдан, Олег… Жаль, что тебе надо было домой. Так бы и ты тут была. Я ведь понял. Понял, для кого пишу. Я ведь тоже долго не мог понять, для кого или для чего делал это. Сомневался в самой необходимости. Чуть не бросил все. Никому не говорил, но чуть не бросил. Бывает. Бывает тяжело. Надо переступить и все. И все пройдет. Если нужна помощь, если трудно переступить – я ведь всегда готов тебе помочь, ты знаешь. Ты ведь меня слушаешь?
– Да… Я слуш… слушаю тебя. Я плохо понимаю, о чем ты… Помочь? Мне помочь? Зачем, я ведь не пр… пршу… помощи.
– Подожди, подожди. Почему ты вдруг стала уверена в том, что надо закончить. Кто внушил тебе эту мысль? – пока она отвечала, я считал, что все делаю правильно.
– Ха… Ты думаешь, я опять начталась чего-то? Нет. Я сама все реши-лааа. Сама. Ты грдишься мной? Скажи, ты грдишься мной?
– Горжусь, Саша. Просто… Ты так неожиданно все это говоришь. Ты выпила. Смотри, ты утром проснешься, и все может…
– Молчи. Замолчи. Что ты треплешься все время? Это я тебе позвонила. Не ты мне. Я. Ну и жопа же ты.
Я растерялся. Всегда ласковая и призывная «Ж» в ее словах на этот раз казалась сиплой и задыхающейся. Совершенно не знал, как поступить дальше. Главное, не раздражать ее. Не пытаться уговорить отказаться от своего поступка. Что же делать? Она хочет разорвать на части книгу своей жизни, удалить в ней последние листы, приблизить кульминацию… У меня рождались ассоциации, на том конце провода умирал человек. В трубке опять зазвучал ее пьяный голос:
– Все сложно так. Так сложно! А тут просто. Ррраз и все. Ветер. Теплый ветер подхватит ее… тоненькую и понесет, понесет на своих плечах… так прсто… взять и полететь… Она полетит… Все, что от нее осталось… все, что не сгорело еще… Что ты замолчал? Ты не хочешь говорить со мной?
– Хочу. Я… я говорю, – страшно разболелась голова. Я перестал контролировать свои движения. Ходил по комнате, натыкаясь на стулья и журнальный столик. Представлял Сашу. Высокую, в белоснежной ночной рубашке, на полу мерцают осколки зеркал. Она с бутылкой вина в правой руке, в левой – зажженная сигарета. Распахнутое окно, тихий вечер, на скамейке сидят люди, ничего не подозревая о трагедии, которая растягивается по телефонному проводу на сотни километров.
– Не говоришь. Говори.
Я присел на краешек дивана, опять переложил телефон в другую руку. На столе лежала небольшая стопка распечатанных страниц моей еще недописанной книги. Саше надо помочь понять, что любой поступок, любое действие, которое она совершает, любая работа, за которую она берется – все это она делает для…
– Сашка. Я сейчас вот сижу и смотрю на свою недописанную книгу. Ты слышишь меня?
– Да. Я слушаю. Подкнник такой теплый. Не хочца слезать с него.
– Сиди, сиди. Не слезай пока. Так вот. На чем я?.. Ага… Я начинал свою книгу по одной простой причине. Девушка, я тебе рассказывал о ней, Таня… Я писал ей каждый день, она уже не отвечала, я продолжал писать. Наконец, от нее пришло сообщение. Она… Она сказала, чтобы я продолжал писать. Чтобы я написал что-нибудь. Но только не для нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84