А Грегорианца начали просто сторониться. Со времени семейного разлада он точно взбесился и своими разбоями наносил много вреда не только горожанам, но и дворянам, позоря хорватскую знать. Поэтому кое-кто из вельмож поднял свой голос против бана и особенно подбана. И первым среди них оказался маленький Гашо Алапич. Поначалу сопротивление было весьма слабым. В 1580 году сабор проводили уже не в Загребе, а в Вараждине, к его королевскому величеству в Прагу отрядили настоятеля Чазманского монастыря Микача и господина Ивана Забоки с заданием разжечь гнев короля на загребчан и обелить подбана. Однако, когда эрцгерцог Эрнест в том же году разогнал пожунский сабор и отказался вернуть Венгрии все ее вольности, в частности, снять с высоких постов иноземцев, когда всю страну охватило волнение, а Эрнесту пришлось тайком бежать в Вену, всколыхнулась и хорватская знать. Власть Унгнада заколебалась. Якопович лично побывал у короля, к которому изо дня в день поступали жалобы на бесчинства Грегорианца, и, хотя господин Кристофор расхваливал Степко, называя его столпом престола и верным слугою архиепископа Драшковича, а загребчан обзывал лгунами и злодеями, чаша терпения короля переполнилась, и, дабы не вводить еще в больший соблазн нарушителей законности, король приказал разобраться в правах и привилегиях города Загреба с тем, чтобы суд решил распрю между подбаном и загребчанами.
Степко сидел, глубоко задумавшись, в своем замке, вперив взгляд в пустоту. В груди бушевали страсти, голова раскалывалась от неясных дум. На лице читалась тревога, видно было, что какое-то тайное предчувствие тяготит его душу. Все надежды рухнули. У сына Нико рождались одни дочери, а Павел, как он слышал, после Дориной смерти покинул Загреб и воевал против турок. Вот так и сгинет их древний род! Это была рана, глубокая незаживающая рана! Будь при нем в этой пустыне хоть кто-нибудь, кто мог бы его утешить. Нет! Все отступились от него за то, что он пошатнулся в вере.От этих мыслей отвлек его рог привратника. Вскоре в комнату вошел слуга.– Кто? – угрюмо спросил Степко.– Его милость бан! – ответил слуга.– Бан? – удивился Степко.В комнату вошел барон Кристофор Унгнад, в куртке и штанах из толстой оленьей кожи и в серой меховой шапке.– Добрый день, брат Степко! – сурово приветствовал бан подбана.– Дай боже, брат и господин бан!– Знаешь, что творится? Просто срам! – продолжал сердито Унгнад, бросив шапку на стол. – Срам, да и только!– Что такое?– Лучше не спрашивай! Готов лопнуть от злости! И без того все идет через пень-колоду, точно сам дьявол сует мне палки в колеса. Не знаю, что с Кларой. С прошлого рождества ее будто подменили. Что-то засело у нее в голове. Вскочит вдруг ночью с постели да как закричит: «Видишь, глаза в слезах? Это и есть тот ледяной нож! Ох, больно, как больно!» Едва-едва удается ее успокоить! А днем сидит, не поднимая головы, и без конца читает вслух «Отче наш». Черт! Веселенькая история! Не правда ли? А сейчас еще и это!– Что же?– Степко, дай мне руку! Скажи, ты мне друг?– Полагаю, и сам знаешь.– И останешься им навсегда?– Клянусь честью!– Ты, по правде говоря, довольно крут, но, ей-богу, таков и я, клянусь святым Кристофором! Я бы этих негодяев, этих загребчан, задушил собственными руками!– Говори яснее, господин бан!– Яснее? Хорошо! Пришел я от имени короля!– Короля? – подбан побледнел.– Да! Плохи, брат, твои дела! Должно быть, и мне скоро крышка! Король приказал рассмотреть грамоты загребчан.– Знаю.– А каков ответ? Комиссия заявила, что загребчане правы, что они подвластны королевскому, а не банскому суду. Так черным по белому и стоит в законе. Непонятно! Но мне обо всем написал король.– О чем же?– Что ты сбил с толку и меня и сабор. Что ты насильничал над загребчанами, вызвал недовольство всего королевства, не явился на королевский суд, попираешь закон, который должен был бы блюсти.– Дальше! Дальше!– Что тебе придется удовлетворить требования горожан.– Какие?– Тяжбу против тебя решит суд, тебе же, согласно закону короля Альберта, надо отречься от должности подбана.– Отречься от должности! – воскликнул мертвенно-бледный Степко. – Такова, значит, награда?– Такова, мой бедный брат! Они хотели, чтобы на саборе тебя свергли всенародно, на глазах у этих лавочников. Но я писал Рудольфу, что такое бесчестие было бы чрезмерным. Так что пиши королю, пиши сабору, что не можешь далее оставаться подбаном, по болезни, что ли.– Мне, мне писать? – всхлипывая и кусая губы, спросил Степко.– Пиши, прошу тебя! Я должен послать абдикацию Отречение от должности (от лат.).

королю, иначе…– Иначе?– Иначе не оберешься сраму.– Напишу, – прошептал Грегорианец, схватил перо и написал отречение.– Bene! Об этом никто, кроме меня, не знает. И не будем унывать. Дай вина, вина давай!Обессилев от ярости, Грегорианец опустился на стул.– Все, все пропало! Все мои надежды рухнули, а месть, ах, моя месть!– Оставь. Слава богу, у тебя всего с избытком.– С избытком? Чего с избытком? Ты думаешь о серебре и золоте? На что они мне? Моя честь, мои надежды, – все отдано на поругание!– Ах, оставь! Давай лучше выпьем, развеселимся немного; меня и без того из-за этих Клариных отченашей тоска берет.
На собравшийся в 1581 году в Вараждине сабор подбан Степко Грегорианец прислал письменный отказ от должности. Сам же на сабор не явился. Унгнад сказал, будто мотивы отречения ему неведомы, хотя, конечно, бан и сабор отлично их знали, но просто молчали. Подбаном выбрали Гашпара Друшкоцп. Одновременно сословия отменили решение об исключении Загреба из лиги и заново постановили банскому суду и сабору собираться в Загребе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91