– Кто же спутал нам карты, Чоколин, кто? – спросила госпожа Клара, приходя все в большее раздражение.– Кто? – Грга пожал плечами. – Этот вопрос и меня гложет. Я отдал бы свой правый глаз, только бы узнать, какая таинственная рука разорвала мою паутину! Я весь день просидел на месте ломая голову, но ничего не придумал. Клянусь бритвой, будь у меня хоть на крошку бабьей веры, я сказал бы, что помешал сам господь бог. Но это все-таки человек, потому что ни бог, ни святой дух не ставят волчьих капканов! А теперь, ваша милость, говоря по правде, мне следует расстаться с вами, покинуть этот злосчастный Загреб.– Ты уходишь?– Приходится.– Почему?– Боюсь, что кто-то меня выследил, а это для меня гибель.– Ты не смеешь уходить от меня!– Кто же может мне запретить?– Я!– Как?– Я выдам тебя.– А я вас!– Вспомни, несчастный, что я жена бана, кто тебе поверит, такому прохвосту?– Это правда, – угрюмо заметил Чоколин. – Черт побери, я позабыл о судьях и законе! Чего же вам нужно от меня?– Павел женится на Доре!– Само собой! В первый же день после троицы их венчает каноник Врамец.– Это не должно случиться!– Что ж, я согласен.– Оставь шутки! Ты должен этому помешать!– Но как?– Твоя забота.– Застрелить господина Павла на большой дороге из-за кустов. Согласны?– К черту!– Или…Цирюльник зашептал что-то госпоже Кларе на ухо, и она закивала головой в знак согласия.– Вот тебе золото! – сказала она громко и протянула ему полный кошель.– Слава богу, я отгадал ваши мысли! Но когда все будет копчено, могу ли я убраться из Загреба?– Можешь.– Но перед тем я зайду, чтобы получить на путевые расходы.– Приходи!В этот миг у двери мелькнула чья-то тень и выскользнула из дома. Напевая и позвякивая золотом, цирюльник, ничего не заметив, направился в свое логово.Вдруг ночную тишину всколыхнул хриплый голос Гаруца:– Хозяева и хозяйки, пробило двенадцать часов!– Ха, ха, ха, – тихонько засмеялся брадобрей, – мой приятель Гаруц прокукарекал полночь! Кого-то, значит, будут отпевать!А тень следовала за Чоколином. И лишь убедившись, что Грга вошел в дом, повернула в сторону городской стены и спустилась на берег Медведницы. Перед небольшой хижиной человек трижды свистнул.– Кто там! – отозвался густой бас. Из хижины вышел харамия Радак. – Ты, Ерко? Долго же ты заставил себя ждать? Какие новости?– Плохие, очень плохие, – тихо ответил Ерко. – Расскажи Павлу, что французский полковник хотел загубить Дору и что я разрушил его замыслы. Но опасность еще не миновала! Ты знаешь, я часто захожу в дом, где остановился бан. Кто там обращает на меня внимание! Когда этот негодяй цирюльник вошел в покои Клары, я прижал ухо к двери, а я не глухой.– Опять цирюльник? – задумчиво заметил харамия. – Я отдал бы свое ружье, чтобы только на него посмотреть!– И все слышал. Речь шла о Доре, они задумали что-то недоброе, все шептались. Быть беде! Слушай, Милош, если тебе дорога могила твоей Мары, беги, лети к Павлу, скажи, чтобы спешил сюда, а я покуда здесь пригляжу.– Клянусь честным крестом, передушил бы я их всех! Но я сейчас же иду, Ерко! Доброй ночи!Харамия поспешно удалился, исчез и Ерко, среди ночной тиши слышно было только журчание ручейка. * * * Утром, накануне дня святого Фомы, судья Якопович сидел у себя в ратуше. Назавтра назначено было открытие сабора, сегодня же бан должен был произвести смотр квартировавшим в Загребе частям перед тем, как отправить их на турок. Якопович тер озабоченно лоб, размышляя, как ему завтра рассказать на саборе о бесчинствах подбана, как протестовать против бана, который силой, вопреки закону и обычаю, поставил своих голодных солдат в дома к горожанам.Вдруг судья вздрогнул и оторвался от своих мыслей, у дверей зазвенели шпоры, и на пороге появился Мельхиор Томпа Хоршовский, адъютант бана.– Господин судья, – мрачно начал офицер, – добрый день! Меня послал его вельможность господин бан.– Что желает его вельможность, милостивый государь? – спокойно спросил судья.– Его вельможность очень недоволен городом. Да и может ли быть иначе? Бан голоден, вы его не кормите, не поите, ему холодно, вы не отапливаете дом, по ночам темень, вы не даете ему свечей, и солдаты тоже голодны и мерзнут.– Милостивый государь, – ответил судья, – право же, мне неизвестен закон, по которому наш именитый город обязан кормить, поить и обогревать господина бана. Он наш гость, мы и без того делаем все возможное, хотя город беден, весь урожай побил град. В Золотой булле говорится, что Загреб обязан поставить бану вола и сто хлебов, когда он в первый раз приедет в город, но не может же это тянуться без конца и края, и уж совсем мы не должны кормить его дружину. Солдаты хотят есть и пить? Чем я могу помочь? Они съели и выпили все, что было в городе, бедняки ужо голодают, несчастный народ вынужден есть одну пустую капусту. Так и передайте господину бану!– Сообщать бану я ничего не буду, меня это вовсе не касается, – ответил воин. – Мое дело передать вам, судья, приказ бана, а именно, чтобы город давал бану ежедневно, пока он находится в Загребе, десять кувшинов старого вина, десять хлебов, десять фунтов хорошей говядины и десять сальных свечей, не говоря уж о сене и овсе.– От лица города я как глава и судья его заявляю, что мы не выполним этого приказа! – решительно ответил судья.– Что ж, не выполняйте, мы возьмем сами! – закричал адъютант.– А я заявляю официальный протест от имени всей общины и граждан именитого города.– Протестуйте хоть до второго пришествия! А что вас ждет, вы теперь знаете. Прощайте! – закончил Томпа и ушел.Вскоре на сторожевой башне забили в набатный колокол.– Пожар! Пожар! – закричали на улицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91