Они, наверняка они!– В самом деле едут, – заметил цирюльник, подняв по-лисьи голову. – Теперь гляди в оба! Говори скорей, куда спрятаться, чтобы все видеть.– Зайдите внутрь. Из кухни лестница на чердак. В крыше есть дыра, смотрите себе на здоровье.– Хорошо. А ты обращайся с ними повежливей. С почтением, покорностью, чтобы ничего не заподозрили!– Не беспокойтесь! Знаю я, как нужно. Не впервой. – И Шимо ухмыльнулся. – А сейчас ступайте, вон повозка уже недалеко от берега.– Иду, иду! – бросил цирюльник и быстро юркнул внутрь, а Шимо с беспечным видом уселся перед хижиной.В это мгновение снова закаркала ворона: кар! кар! Из гущи кустов ей отозвалась другая: кар! кар!– Черт побери, что такое? – Шимо вздрогнул. – И чего эти дьявольские вороны раскаркались возле дома?К противоположному берегу подъехала простая крестьянская телега, в ней сидели старик и девушка.– Эй, паромщик! – закричал старый Арбанас.Шимо лениво поднялся и неторопливо спустился к парому.– Сейчас иду! – ответил он старику.В тот же миг что-то зашумело в ивняке, видно, кто-то пробирался через кустарник. Зверь какой, что ли? Бог знает.На телеге рядом со стариком сидела Дора.Голова ее была укутана пестрым платком. Из-под платка едва виднелось бледное как мел лицо. Веки припухли, глаза, всегда такие живые и ясные, покраснели от слез, утратили блеск. Скрестив на груди руки, Дора неподвижно и безмолвно сидела рядом со старым Павлом, уставясь в пространство, и только время от времени, словно вспоминая о своем горе, вздыхала и на глазах ее снова проступали слезы. Старый Арбанас, погоняя лошадей, украдкой поглядывал на девушку. Вот он прищурил один глаз, другой, зашевелил усами. Старик сердился и жалел девушку. Телега съехала на паром. Девушке стало страшно, и она невольно схватилась за старика.– Что ты, Дорица, не бойся! Ничего, ничего! Круто, но ты не бойся! Но-о, Серый! Слушай, Дорица, – продолжал Арбанас, когда паром двинулся через реку.– Что, крестный? – спросила девушка вполголоса.– Ну чего ты плачешь? Глаза у тебя полны росы, как трава на заре!– Не могу сдержаться, крестный. Уж такое у меня сердце.– Ну, ну, сердце, знаю, бедная моя, знаю, что злые люди тебя опорочили. Клянусь честью, все это ложь! Верно?– Бог мне свидетель, верно.– Я сразу так и подумал! Все зависть, проклятая зависть! Что будешь делать, коли так! При всем том лучше, что ты едешь со мной. Отец на тебя сердится, очень сердится.– Ох! Даже не взглянул при отъезде! – Девушка снова горько заплакала.– Не плачь. Будет тебе, будет! Даст бог, все развеется как дым. Я обо всем ему расскажу, мне-то он должен поверить. Арбанас никогда не лжет! И ты вернешься домой. Вернешься, клянусь честью! А тем временем преотлично поживешь у меня, не правда ли? И, ей-богу, пасти свиней тебе не придется, нет! Как же, еще чего недоставало. Будешь их есть, да, есть! Вот так-то!Тем временем паром причалил к другому берегу Савы. Повозка съехала с парома на кучу хвороста.– Подержи-ка, Дора, вожжи, пока достану деньги за перевоз.Девушка взяла в руки вожжи, старик извлек кошелек, чтобы заплатить паромщику, который стоял рядом, прислонившись к телеге.– Ну, Шимо, что нового? – спросил Арбанас паромщика.– Хорошего мало, плохого много, – равнодушно ответил Шимо, косясь на Дору.– Даст бог, будет лучше! Лето нынче выдалось ненастное. Туманы, дожди, беда! Перед нами кто-нибудь проехал, Шимо?– Кто знает. Впрочем, да! Вспомнил сейчас. Какой-то монах за подаянием, потом два стекольщика краньца, несколько воинов и никого больше. А что в Загребе, кум Павел?– Содом, сущий содом! Все смешалось. Один эдак, другой так! Чудной народ! Никому не угодишь! Получай за перевоз и прощай, Шимо! – сказал старик и стегнул лошадей.– С богом, счастливого пути! – ответил паромщик, вошел в хижину и поднялся к цирюльнику.– Готово, мастер Грга, – крикнул он брадобрею, который внимательно наблюдал за всем сквозь дыру в крыше.– Ладно, ладно, – сердито ответил Грга, – оставь меня в покое! Сейчас произойдет то, чему суждено быть.– Добро! – буркнул Шимо. – Оставлю вас в покое!И спустился в кухню жарить рыбу.Цирюльник, упершись локтями в колени и согнувшись в три погибели, уставился на дорогу. Он весь дрожал, глаза метали молнии.Телега медленно продвигалась по хворосту и песку. Арбанас не гнал лошадей, спешить было некуда, да и было б куда, лошади, привыкшие уже к неторопливому шагу, все равно плелись бы, хоть бей их дубиной. Наконец телега выбралась на дорогу и покатила чуть быстрей. Справа и слева стеной стоял кустарник и дубняк. Шагах в пятидесяти начинался лесок. Вот телега добралась и до него.– Ну что же они? – серди го забормотал брадобрей. В этот миг послышался свист. Кони, прядая ушами, стали. Старик замахнулся на них кнутом. И вдруг на дорогу выскочили два всадника.– Ура! Наши! – воскликнул цирюльник. – Отлично! Ну, почем мы сейчас, Дорица?Один из всадников молнией подлетел к телеге и вонзил Серку свой длинный меч между ребер. Конь упал, Дора вскрикнула и навзничь повалилась в телегу, старик вскочил и потянулся за топором. Но сзади на него набросился другой всадник, схватил Арбанаса за шиворот и с силой сбросил на землю.– Хватай девушку! – крикнул на чистом хорватском языке первый всадник, хотя и была на нем испанская форма.Второй потянулся было к девушке, но тут из лесу вылетел новый всадник.– Вот тебе девушка, негодяй! – крикнул он гневно и безжалостно опустил на голову похитителя буздован. Тот свалился без чувств на землю. Но в этот миг второй всадник кинулся на юношу, нацелив в его грудь свой длинный меч. Все, погибнет юноша, – меч длинный, буздован короткий!– Бей его! – крикнул брадобрей из укрытия, трясясь от бешенства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91