Безымянный революционер на родине добивается некоего символического акта примирения между враждовавшими при жизни патриотами – Сулковским и легионерами Домбровского. Домогаясь от руководителя левого крыла эмиграции, чтобы общая жертва, принесенная павшим, была использована для воодушевления французских республиканцев в деле «быстрейшего создания наших легионов», он одновременно так прекрасно подводит итог трагической деятельности Сулковского и вновь вводит одинокого египетского партизана в главное русло борьбы за независимость.
К сожалению, нам не известно содержание «хвалебного слова» Сулковскому, которое наверняка прислал республиканцам на родине Юзеф Каласантий Шанявский. Однако нет никакого сомнения, что герой Эль-Сальхия еще долгие годы после смерти участвовал в сражениях за независимость своего народа.
Легенда о жизни и смерти Сулковского, культивируемая польскими патриотами различных политических убеждений, подавалась двояко. Сторонники Наполеона, видящие в нем освободителя Польши, вспоминали Сулковского как пламенного патриота, неустрашимого солдата и одного из ближайших соратников «бога войны». Известно, например, что князь Юзеф Понятовский, домогаясь от императора освобождения Польши, неоднократно ссылался на «клятвы, данные героическому Сулковскому».
Польские же республиканцы помнили прежде всего о том, что патриотизм Сулковского был неразрывен с его революционным мировоззрением, помнили о его своеобразном «интернационализме», проявлявшемся в нерушимой солидарности с французскими и итальянскими революционерами, и о его враждебном отношении к диктаторским устремлениям Бонапарта. Именно этого характера легенда воодушевляла несколько десятков польских легионеров, которые в 1800 году вместе с французскими и итальянскими якобинцами принимали участие в парижском «заговоре Оперы», завершившемся неудачным покушением на первого консула.
Насколько жива была еще память о Сулковском в период великой эмиграции, свидетельствует событие, которое разыгралось в Каире в 1834 году. Героем этого события был генерал Генрик Дембинский, один из руководителей восстания 1830 года.
Генерал Дембинский прибыл в Египет летом 1833 года в качестве главы военной комиссии, посланной консервативными кругами польской эмиграции в Париже. Целью миссии было выяснить, нельзя ли в только что организующейся египетской армии найти место для какого-то числа рассеянных по свету польских офицеров.
Вице-король Египта паша Магомет Али и его сын, прославленный военачальник Ибрагим, приняли генерала очень милостиво и пожаловали ему высокую должность «организатора армии». Дембинский был хорошим солдатом, но, к сожалению, не обладал дипломатическими способностями, необходимыми для столь важной миссии, порученной ему в Париже. Он принялся за нее слишком поспешно, не очень продумав все. Не имея еще окончательного согласия вице-короля и Ибрагима, он начал приглашать в Египет большие группы поляков. Эту неосмотрительность использовали агенты держав, разделивших Польшу, которым присутствие польских офицеров-повстанцев в египетской армии было отнюдь не на руку.
Спустя несколько месяцев, в феврале 1834 года, когда генерал по своим служебным делам находился вдали от столицы, в каирской газете появилась провокационная заметка о корабле, везущем в Александрию четыреста вооруженных польских офицеров, готовых силой высадиться на египетскую землю.
Магомет Али, ошеломленный перспективой международных политических осложнений, не проверив известия и не дожидаясь Дембинского, издал декрет, запрещающий всем польским эмигрантам высадку на египетской территории.
После возвращения генерала между вице-королем и Дембинским дошло до резкого обмена обвинениями и взаимных упреков в злоупотреблении доверием. Вспыльчивый Дембинский подал в отставку и вскоре навсегда покинул Египет. В результате этого скандала окончательно рухнула идея создания в Египте крупного центра польской эмиграции.
Перед отъездом из Египта оскорбленный генерал решил посрамить правителей этой страны рыцарским – и таким польским – жестом. Он не принял пожалованных ему вице-королем денег, а принцу Ибрагиму вернул полученных от него в подарок арабских коней. Поскольку Ибрагим принять коней обратно не согласился, Дембинский их продал, а вырученные деньги пожертвовал на… памятник]Озефу Сулковскому.
В письме от 2 марта 1834 года, посланном французскому консулу в Египте Фердинанду Лессепсу (будущему строителю Суэцкого канала), генерал Дембинский привел мотивы своего решения.
Один из моих соотечественников, молодой Сулковский, сражаясь в армии Французской республики, погиб в Каире, будучи адъютантом генерала Бонапарта. Поскольку я прибыл в эту страну по тем же самым побуждениям, кои привели туда Сулковского, я, покидая Египет, хочу оставить памятник, который, воздавая почесть моему соотечественнику, послужил бы одновременно доказательством того, что поляки умеют ценить заслуги, хотя бы и самые отдаленные, любого члена своей великой семьи.
В этом письме Дембинский уведомлял Лессепса, что строительство памятника он поручил живущему в Каире французскому скульптору Альрику. Деньги на строительство он передал консулу, одновременно прося, чтобы памятник был поставлен на том месте, где вероятнее всего, погиб Сулковский – возле форта его имени.
В письме, написанном в это же самое время Альрику, генерал точно обрисовывает вид будущего памятника, Невысокая колонна из белого мрамора на цоколе из тесаного камня с надписью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60