Он как бы охватывал весь тот черный круг на два полета стрелы, который ограждали черные воины Темир-бека. Открыл глаза Мамай уже после восхода, и встревоженный темник сам вошел к нему с вестью: ночью Есутай покинул стан и увел с собой третью тысячу. Эта тысяча наполовину состояла из старых воинов, которых Есутай не раз водил в походы, вторую половину составляли молодые охотники и табунщики.
– Куда ушел?
– Говорят, в земли улуса – там еще остался народ.
Мамай принял весть спокойно, хотя тысяча воинов – потеря немалая. Не вассальный сброд – ордынцы. Но может, это и лучше, что вблизи столицы появится опытный военачальник с отрядом. Тохтамыш поостынет. На племянника Тюлюбека, чингизида, сидящего в Сарае под именем великого хана Орды, надежда плохая – полководец никудышный. А Есутай своей Орде не изменит, даже обиженный.
– Ушел – не жалей. Вот ты и князь, а не просто темник. Помни мое слово.
Глаза Темир-бека вдруг показались Мамаю счастливыми, – видно, темник догадывался, о какой награде вел речь его повелитель минувшей ночью. Мамай позавидовал ему: сам он уже не помнил, что значит быть счастливым.
Мамай вдруг почувствовал: он сделал все, что хотел сделать в этом тумене. Оставил на праздник состязаний несколько мурз из свиты и приказал поднять охранную сотню.
– Прикажешь мне назначить начальника первой тысячи или ждать твоей воли? – спросил темник.
– Тебе нужен сильный помощник, я пришлю моего сотника Авдула. Теперь, я думаю, он вернулся из разведки. Подружись с ним.
– Благодарю, повелитель. Богатура Авдула знает вся Орда. Он станет мне братом.
Мамай сдержал усмешку и тронул коня. Проезжая через становище, снова похожее на мирную кочевую орду, завернул к месту судилища. На вытоптанном пятачке вокруг позорного столба, увенчанного грязной шкурой шакала, плотной толпой стояли начальники войска. Лицом к столбу в массивном дубовом кресле, похожий на черного филина, восседал начальник четвертой тысячи, старый сивоусый наян. Не было тут ни муллы, ни судейских исправников – только воины да войсковой писец; по сути, это был военно-полевой суд, осуществляемый по приказу правителя. Перед судьей на коленях со связанными руками стояло несколько человек – торговцы и чиновники, заведовавшие снабжением войска. Их схватили накануне вечером и, судя по разорванным пестрым халатам, сквозь которые проглядывали исполосованные спины, по голым вспухшим пяткам, с них уже сняли допрос. Возле столба висел над костром закоптелый медный котел, в нем пузырилась черная жижа, источая едкий смоляной дымок. На том же костре в раскаленной докрасна жаровне тускло блестели желтые металлические кружки, похожие на монеты персидской чеканки. Толпа, расступаясь, склонилась перед Мамаем, подсудимые завыли, начали бить землю лбами, моля о милости. Мамай подал знак судье – продолжай. Писец начал читать с бумаги проступки и вины некоего Менглетхожи: обсчитал темных пастухов при поставке в войско баранов, простые и грубые ногайские седла выдал казначею за дорогие черкасские, а вырученные лишние деньги взял себе; данных ему в помощь людей с лошадьми использовал так, будто они его работники, – посылал их к арменам за вином и тем вином торговал в Орде по запрещенной цене; наконец, разбавлял водой ценный лак для покрытия луков, а оставшийся лак сбывал охотникам на ордынских базарах. Далее перечислялись имена тех, кто клятвенно свидетельствовал о справедливости обвинений – тут были и пострадавшие, и подручные поставщика.
Едва писец кончил, один из обвиняемых начал громко молить о пощаде, уверяя, что вернет убытки в тройном размере, но уже по знаку судьи двое воинов из стражи грубо схватили его, подтащили к столбу позора и прикрутили ремнем. Тогда встал сивоусый, неуклюже переступая кривыми ногами, приблизился к костру, зачерпнул из котла кипящей жижи в узкий железный ковш. Осужденный закричал, забился, но один из стражников запрокинул ему голову, широким ножом расцепил стиснутые зубы.
– Ты был всю жизнь ненасытен, – громко сказал сивоусый. – Так пусть же утроба твоя переполнится наконец, – и вылил дымный вар в глотку осужденного. Крик захлебнулся, тело несчастного изогнулось, голова стучала о столб. Тысячник, похожий на черного филина, возвращался на свое место судьи мимо обвиняемых, трясущихся в ознобе.
Писец начал монотонно перечислять вины другого. Их оказалось немало, но главной было нарушение очередности поставок снаряжения и фуража в отряды. В первую очередь и самое лучшее он давал тем, которые ему больше платили. Это был прожженный взяточник, и Мамай, слушая, дрожал от гнева. Почему этот человек столько лет безнаказанно злоупотребляет ханским ярлыком? Почему жалобы на него приносили пострадавшим новые ущемления? Не иначе за ним стоял кто-то из самых высоких мурз, возможно, находящихся в Мамаевой свите. Значит, не только в тумене «доброго» Есутая кормится эта грязная шайка служебных воров… Надо будет допросить его самому.
Первого осужденного распутали и бросили у подножия столба, на его место привязали бородатого человека средних лет. Лицо его Мамаю было знакомо – сам вручал ему ярлык года четыре назад, но тем сильнее гневался теперь. «Когда чиновники начинают красть открыто – жди конца государства», – припомнился горький восклик хорезмийского шаха, будто бы вырвавшийся у него перед самым концом его огромной империи. Мамаю стало зябко.
– Какой рукой ты брал взятки? – спросил осужденного сивоусый, подступив к нему с длинными щипцами. Тот дернулся, взвыл, пряча свободные руки назад, за столб.
– Вижу – двумя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205