– Великий хан, дай мне тумен! – Герцог стал на колени, смертная боль и злоба плескались в его глубоко посаженных глазах.
– Хорошо! – Мамай переменил тон. – Возьми тумен моего племянника, а его пришли ко мне. Спеши, сейчас тебе в битву.
Герцог поднялся, дрожащей рукой ухватился за луку седла, долго не мог попасть ногой в стремя. Мамай повернулся к нукерам, нашел глазами десятника, приказал:
– Проводи Герцога, – и подал тайный знак, известный лишь его личной страже.
Трое алых халатов вслед за наемником спустились с холма и затерялись в суматохе движения. Вскоре алые халаты вернулись. На вопросительный взгляд Мамая десятник ответил угрюмо:
– Повелитель, случилось большое несчастье. Бежавшие из битвы волки-касоги, которых мы хотели вернуть назад, зарубили Герцога. Но мы их наказали.
– Да примет христианский бог в свои райские сады душу Герцога. – Мамай воздел глаза к небу, потом остро глянул на сотника нукеров. – Палатку Герцога со всем имуществом перенести к моему шатру, ее могут разграбить.
Хан Темучин вынужден был отступить от векового военного правила: отборные тысячи держать в кулаке до конца и посылать в бой при самой острой нужде. Двинув свой огромный тумен на большой полк, он по приказу Мамая свел в узкий клин лучшие сотни из первых двух тысяч и направил этот клин туда, где за рядами пешцев, на возвышенности, реяло в ветре огромное черное знамя великого князя. Под этим знаменем, окруженный четырьмя конными сотнями, блистал белоснежной ферязью и золотом шлема князь Бренк, которого враги принимали за Димитрия, не ведая, что великий князь сражается в первых рядах и там, где сеча всего жарче.
Но и в центре начиналось страшное. Небо почернело от стрел – они обрушились на русское войско, подобно ливню, гремя по щитам и кольчугам, и этот чудовищный ливень еще не закончился, когда, растоптав тела убитых и раненых, усеявших поле перед большим полком, всадники Темучина вздыбили гривастых коней над колючей стеной русских копий. Почти по всему фронту полка их натиск был отбит, но ордынские сотни не рассеялись, получив первый отпор; они отскакивали и нападали вновь, засыпая русских стрелами, старались сломить, разрушить отдельные звенья боевого порядка, увлечь за собой передние ряды и, выманив, отсечь и уничтожить. Русские упорно стояли, пополняя редеющие передние шеренги. Малочисленная конница большого полка то там, то здесь небольшими отрядами проносилась сквозь расступившиеся ряды пехоты, схватывалась с врагом в коротких ожесточенных рубках, давая отдохнуть пешцам, и так же стремительно откатывалась за надежную стену пехоты. Сотня ордынцев на правом крыле полка попыталась на плечах отступающих русских конников прорваться в тыл полка, но была моментально разрезана сомкнувшимся порядком пехоты, частью сложила головы на ее копья и секиры, частью была вырублена свежими конниками, стоящими наготове позади пеших ратников.
Иное происходило там, куда ударил клин Темучина. Передние сотни на лошадях, защищенных железной броней, проломили стену русских копий и вклинились в боевой порядок полка. Темучину за всю его жизнь, обильную войнами, не случалось видеть, чтобы живые люди выдержали подобный удар и не побежали в страхе, бросая оружие. Русы стояли, пока были живые. Новые и новые сотни по кровавой трясине били в узкое пространство, клин медленно входил в живую стену московского полка, создавая ужасную давку. Уже и всадники затруднялись взмахнуть оружием; среди мечей, секир, топоров и копий там и тут вздымались к небу руки попов с медными и серебряными крестами; священники, которых воины даже в самой яростной свалке опасались рубить, теперь гибли вместе со всеми.
Черно-кровавый туман вставал над полем, застилая воинам очи, и ничья отдельная жалоба, ничье последнее проклятье или мольба не достигли высокого донского неба – все слилось и потонуло в потрясающем реве, где ярость и боль, ненависть и мука, торжество и отчаяние звучали как одно – проклятье войне. Тысячи людей, сошедшихся убивать друг друга, уже не властных делать что-либо иное, кроме убийства, в эти мгновения вдруг открывали, что в мире нет и никогда не было справедливого творца, что человечеством правят только жадность, зависть и злоба владык – ведь будь в мире высший всесильный разум, он никогда не допустил бы того, что творилось на поле между Непрядвой и Доном, он поразил, стер, предал бы вечному забвению тех, кто вызвал из самой преисподней этого пестрого зверя, свитого из живых и мертвых тел, окровавленного, заросшего железной шерстью, заставив кататься и биться на сырой земле в ужасающей агонии. Но если нет высшего судьи, правый суд обязаны вершить люди.
Каждому русскому полку на Куликовом поле выпал свой подвиг.
Все сильнее прогибался русский длинник; мертвые воины стояли в тесноте, прикрывая собой живых. С боков клина, между прогнувшимися рядами, к угрожающему месту устремлялись новые и новые ратники, карабкаясь по завалам трупов, они отчаянно нападали на врагов с обеих сторон, били всадников ножами, кулаками, стаскивали с лошадей и душили, потому что даже коротким мечом и топором нельзя стало размахнуться. Ордынцы нажимали, они не могли ни развернуться, ни отступить; давя друг друга, они хотя бы мертвыми телами стремились прорвать русский строй. Темучин видел только большое русское знамя и слепящую ферязь ненавистного московского правителя. Он, Темучин, сорвет знамя Москвы, повяжет волосяным арканом дерзкого московита, плетью погонит его на Красный Холм к ногам Мамая. Темучин помнил самоуверенное лицо и непреклонную речь Димитрия в Коломне, помнил он и свой испуг при виде большой русской рати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205