– Я и сам вижу. – Хаферкамп огляделся. – Кто это разъезжает по лесу? Утром? Просека выходит прямо на шоссе. Без причины сюда никто не сворачивает.
– Есть сотня причин. Кому-то захотелось помочиться или погулять, а может, любовная парочка…
– Ранним утром?
– Выспался – и гуляй себе.
– Мы отыщем его, господа. – Хаферкамп притянул к себе собак за поводки, поощрительно потрепал их по шее и похлопал по груди. Хороший человек, этот Хаферкамп. У того, кто любит животных, чистое сердце. Такой человек, как Адамс, обязательно объявится. Если даже, как официально установлено, его ум помрачен, ему остается только одно: абсолютная правдивость. Поэтому он вернется.
Это была эпитафия поверженному противнику.
Уже к обеду вся округа знала: за поимку Эрнста Адамса Теодор Хаферкамп назначил награду в пять тысяч марок – на благо города и во имя мира в нем.
Во Вреденхаузене началась охота на человека.
– Оставайся здесь, если высунешься, ты все испортишь. Все! Понимаешь? Ты ведь знаешь, какими средствами они хотят заставить тебя замолчать.
– В сумасшедший дом! В камеру хотят меня засунуть! Представляешь? Только потому, что я говорю правду, чистую правду! Что они за люди, Гельмут?
Старый Адамс сидел в подвале, потягивал из плоской бутылки, которую так удобно носить в кармане, мягкую пшеничную водку и непрестанно качал головой. Перед ним на ящике восседал Гельмут Хансен.
– Куда же ты собирался бежать? – спросил он, после того как Адамс сделал три глотка.
– Куда-нибудь. У меня повсюду друзья.
– Все они – люди Хаферкампа.
– И ты тоже, Гельмут, ты тоже! Он использует тебя в своих интересах, как проститутку.
– Назовем это иначе: я участвую в игре, но с открытыми глазами и с собственными планами.
– Ты был школьным товарищем Лутца. Его другом, ведь так? Вы ведь всегда были вместе… до недавнего времени.
– Да, ты же знаешь.
– Лутц был хорошим парнем, правда? И ты славный мальчик, Гельмут. Один этот Баррайс – исчадие ада! Ты тоже считаешь, что Лутц вел машину и наскочил на скалу?
– Нет.
– Нет? Ты так не считаешь? – Эрнст Адамс вскочил. С отчаянием человека, всю свою жизнь поставившего на одно-единственное дело и рискующего проиграть, он обнял Хансена и прижал его к себе с такой силой, что тому с трудом удалось освободиться из его объятий. – Ты веришь мне? Ты единственный, кто мне верит! – Вера – еще не доказательство, папаша Адамс. С одной лишь верой можно попасть в сумасшедшие – ты теперь это знаешь.
– Но кто-то ведь должен сказать правду! Если ее не выкрикнуть, никто же не услышит. Ведь у них у всех мешки с деньгами в ушах, позолоченная баррайсовская вата! Кто-то должен ее выдернуть, чтобы хотя бы один-единственный звук правды проник в их сердца и умы. Кто еще способен на это, кроме меня? Я отец! Я отдал своего сына! Он сгорел! Сгорел в разбитом автомобиле… – Он закрыл лицо обеими руками и отчаянно всхлипнул.
Гельмут Хансен отвернулся. Вид плачущего старика вызвал в его памяти Боба Баррайса. Он вспомнил, как встретил его тогда в Монте-Карло, элегантного, с декоративно забинтованными руками, которого все чествовали как героя дня, наконец занявшего свое место в фаланге дорогих плейбоев. Сбылась мечта Боба – его принимали как равного, а рядом с ним была аристократическая супершлюха Пия Коккони, позволившая потом ему, Гельмуту Хансену, у бассейна «Писсин де Террас» гладить ей грудь, потому что у него были такие роскошные мозолистые руки… И все это происходило в то время, когда Лутц Адамс еще лежал в морге и не успели остыть обломки машины. Теперь же напротив него сидел отец, который сердцем чувствовал преступление, а за ним охотились, как за волком, и хотели навсегда упрятать за решетку.
Вот она, олицетворенная власть Баррайсов!
Это было редкое везение, что Гельмут Хансен в то утро ехал по просеке. На дороге он задел своей машиной перебегавшую косулю и, поскольку опасался, что серьезно поранил ее, поехал вслед. Косуля исчезла, а вместо нее из кустов выскочил старый Адамс, который размахивал руками и вопил:
– Возьмите меня с собой! Скорей! Скорей! Я вам потом все объясню. – Когда он узнал Хансена, он бросился ему на шею и заплакал: – Бог существует! Вот доказательство! Тебя мне Бог послал. Увези меня, мальчик, мой дорогой мальчик… Они хотят запрятать меня в психбольницу…
Хансен не задавал лишних вопросов. Кто такие были «они», он догадывался, и ему не нужно было объяснений. Он втянул Адамса на сиденье рядом с собой, захлопнул дверь и нажал на газ. А потом он сделал нечто, что сначала повергло Адамса в отчаяние. Хансен поехал к загородному дому Теодора Хаферкампа, расположенному в романтических моренных горах.
Адамс не противился. Он откинулся на сиденье и безнадежно закрыл глаза.
– Значит, ты уже вошел в семью? – грустно спросил он. – Конечно, ты теперь сидишь в дирекции. Они все могут купить, так? Земли, дома, законы, людей, души… в общем все. Только не Бога и не судьбу! Я заклинаю обоих, они мои союзники.
– Этот дом – сейчас самое безопасное место, папаша Адамс. – Гельмут Хансен подъехал к вилле, которая пустовала уже несколько недель. Хаферкамп переехал в замок Баррайсов, чтобы быть поближе к центру событий. С ним вместе перебрался и дворецкий Джеймс, после того как он по доброй английской традиции покрыл всю мебель белыми льняными чехлами. Было очевидно, что Хаферкамп не покинет поля боя и не уединится для заслуженного отдыха, пока не выиграет великую битву.
– У тебя есть ключ, Гельмут?
– Да, но тебе придется пожить в подвале.
– Я не буду резать мебель.
– Не поэтому. Джеймс приходит время от времени, проветривает и проверяет, все ли в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121