«Она лжет, – понял Розен в эту минуту. – Она будет лгать ради Боба Баррайса. Это ее большая логическая ошибка, из ее лжи мы сможем извлечь правду».
9
Уже много написано о загадках любви. Жены кронпринцев убегают с учителями своих детей, старец миллиардер женится на юной исполнительнице стриптиза, три супружеские пары разводятся и снова женятся крест-накрест, карлик ведет к алтарю великаншу… Для окружающего мира – это забавные курьезы, о них забывают на следующий день. Остается лишь большой вопрос: что происходит в душе этих людей? Какая тайна гонит их друг к другу? Какая несокрушимая сила овладевает ими? Что оказывается сильнее разума, опыта, любых предостережений?
Что такое любовь?
Этот же вопрос задавал себе комиссар Ганс Розен, сидя на диване позади Марион Цимбал и наблюдая за искусством грима. Старший вахмистр Дуброшанский оглядывал комнату. На столике возле ниши с кроватью стояла наполовину пустая бутылка коньяку, рядом – пепельница, до краев наполненная окурками. Смятый носовой платок торчал из-под подушки.
Дуб кивнул в сторону ниши: видел, шеф? Розен утвердительно ответил глазами. Он все еще не произносил ни слова, по опыту зная, что молчание производило на ожидавших допроса более гнетущее и смущающее действие, чем самые коварные вопросы. К вопросам они были готовы, а вот к необъяснимому молчанию – нет, поэтому их нервозность возрастала с каждой секундой.
Марион Цимбал положила карандаш для подводки глаз. Он со звоном ударился о стеклянный поднос перед зеркалом.
– Что я должна сказать? – спросила она. Несмотря на все самообладание, в голосе слышалась дрожь. Комиссар Розен обхватил руками свое приподнятое правое колено.
– Вы знаете Роберта Баррайса? Я понимаю, это глупый вопрос, но будем соблюдать установленный порядок.
– Да, я знаю его.
– Хорошо?
– Да, хорошо.
– Близко?
– Да, мы в близких отношениях.
– Вы знаете, что это не является причиной для отказа от показаний? Вы должны говорить правду, и все, что вы сейчас скажете, вам, возможно, придется потом подтвердить на суде под присягой.
– Суд? – Марион повернулась на своей вращающейся табуретке. – Почему вдруг должен быть судебный процесс? Ведь арест Боба – всего лишь недоразумение.
– Однако его няня Рената Петерс насильственно сброшена с моста на автобан.
– Она сама спрыгнула.
– Вы были при этом?
– Нет. Но доктор Дорлах сказал по телефону, что женщина покончила с собой. После этого Роберт сразу поехал во Вреденхаузен.
– Значит, он был у вас?
– Да, разумеется.
– Когда вы пришли домой?
– Около часу ночи. У меня болела голова, и я раньше ушла из бара.
– А когда вы пошли на работу?
– Около восьми часов вечера.
– Господин Баррайс в это время был уже здесь, в квартире?
– Нет. Но он пришел вскоре после того.
– По его словам.
– Боб не лжет!
Комиссар Розен несколько раз кивнул. Девчушка из бара и наследник миллионов… Вот еще одна любовная история, которую трудно понять, просто надо мириться с ней – современная сказка… Два человека из совершенно противоположных миров сходятся и хотят быть вместе. Всю жизнь? Или пока не пройдет угар? Что для Роберта Баррайса эта симпатичная, милая Марион Цимбал? Эта влюбленная в него до корней волос девушка, которая все глубже будет запутываться в противоречиях? Нужно ей помочь, подумал Розен. Необходимо вернуть ее из мира иллюзий. Этот Баррайс – холодный парень с ангельским лицом. Его мозг рождает только подлости. Так было в случае с Лутцем Адамсом. На гоночной машине они наскочили на скалу, Адамс – за рулем, но Баррайс летит, вопреки всем физическим законам, не вперед, а в сторону, с правого сиденья через голову Адамса в дверь, в то время как несчастный Адамс сгорает. Но кто пытается его в чем-то уличить? Они были одни, французские коллеги провели расследование на месте и закрыли дело как несчастный случай. Неужели и здесь произойдет то же самое с Ренатой Петере? Ну что такое следы шин Пирелли на мосту? Ни один из водителей, видевших, как Рената Петере сорвалась с эстакады, не заметил за перилами тень, хотя бы намек на второго человека. Никто. И все-таки кто-то наступал ей на пальцы, цеплявшиеся за решетку. Вскрытие это доказало с несомненностью. При падении таких повреждений не могло быть.
– Вы много пьете? – неожиданно спросил Розен. Марион Цимбал, не подготовленная к этому выстрелу, покачала головой.
– Мало. Даже в баре. Мы переливаем свои напитки, которые нам оплачивают, в медные ведерки, стоящие под стойкой, иначе мы этого не вынесли бы.
– Логично. Но вы любите курить.
– Тоже нет. Так, изредка сигарету.
– Значит, у вас сегодня был трудный день! Вы выпили полбутылки коньяку и выкурили по меньшей мере тридцать сигарет.
Дуброшанский встал, сел на кровать и принялся считать окурки в полной пепельнице. В глазах Марион вспыхнул страх. Розен хорошо знал эти беспокойные взгляды, легкие подрагивания в уголках глаз, большим усилием воли обузданные, крайне напряженные нервы, не желающие подчиняться.
– Точно, двадцать девять, – объявил, подсчитав, Дуб. – Бутылка наполовину пуста.
– Почему? – терпеливо спросил Розен.
– У меня было неспокойно на душе.
– С такой чистой совестью?
– В конце концов, ведь Боб арестован! – Она вскочила и опрокинула при этом табуретку. Розен нагнулся и снова поставил ее. – А вы ожидаете, что женщина будет так же спокойна, как полицейский, когда ее… ее… – Она пыталась найти подходящее слово.
– Говорите спокойно: возлюбленного, – Розен мягко улыбнулся, – когда посадили ее возлюбленного. «Возлюбленный» хотя и звучит несовременно и ваше поколение смеется над такими словами, но ведь в вашем сердце он занимает именно такое место, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121