– Мы нормальные?
– Наверняка нет.
– Когда все это кончится?
– Что?
– Это между нами.
– Никогда.
– Никогда не бывает. Все когда-то кончается. Ты великий Боб Баррайс, а я жалкая барменша. В глазах твоего мира я просто грязная проститутка. Скажи, разве я проститутка?
– Нет.
– Но я сплю с тобой! Когда ты бываешь извращенным, и я становлюсь извращенной. Разве это не распутство?
– Ах, Марион, кто это может понять? Почему мы обсуждаем это? Я люблю тебя. – Он запустил обе руки в ее волосы. – Который час?
– Почти четыре часа утра.
Он высвободился из-под ее обнаженного тела и выскользнул из кровати.
– Я должен позвонить.
– Сейчас?
– Да, сейчас.
– Кому же?
– Скоро услышишь. – Он поднял трубку, набрал номер – это был номер виллы Баррайсов во Вреденхаузене – и подождал. Быстрее, чем он мог предположить, трубку снял садовник. Боб Баррайс чувствовал, как его сердце бьется о ребра.
Они ее уже опознали, разумеется, опознали. Ведь у нее с собой была сумочка, она должна была остаться на мосту. Рената Петерс, служащая Баррайсов. На протяжении почти двадцати лет, уже почти живой инвентарь виллы. И вдруг эта милая фрейлейн сиганула ночью без всякой причины с моста на автобан и сразу погибла. Загадка! Пойди разберись в человеческой душе. Что это было? Депрессия? Неисполнившиеся надежды? Паника перед старением? Прорыв из одиночества в другой мир? Начало климакса, когда женщины зачастую склонны к неконтролируемым поступкам?
– Это Баррайс! – произнес Боб.
– А, молодой господин… – Голос садовника звучал взволнованно.
– Я только хотел предупредить, где я, на случай, если меня потеряют дома. Если я кому-то понадоблюсь…
– Молодой господин, побудьте, пожалуйста, у телефона. Рядом со мной стоит господин доктор Дорлах, он хочет с вами поговорить.
«Ага, доктор Дорлах! Большое наступление началось. Дядя Теодор наверняка уже высказал самые дикие предположения. Он будет разочарован, узнав, что я звоню из теплой, благоухающей, пропитанной любовью постели».
Он сел в небольшое кресло, далеко вытянул ноги и улыбнулся Марион. Какая она красивая! Не тело, а янтарная капля солнца.
– Боб?… – раздался голос доктора Дорлаха.
– А-а, доктор! Что вы делаете так поздно или так рано, как угодно, у нас? Дядя Тео разорился? Мама наконец-то отправилась к любимому Господу? Я сразу приеду, что бы ни случилось.
– Где вы? – односложно спросил доктор Дорлах.
– В Эссене.
– Где?
– В квартире в Эссене. Новостройка. Седьмой этаж. С видом на Гругу. В постели изумительной девушки, самой красивой из тех, что я знаю. По имени Марион Цимбал.
– С каких пор?
– Доктор, ну вы и шутник! С рождения, разумеется. Марион – не писатель и не политик, так что ей нет причины менять имя.
– С каких пор вы лежите там в постели?
– Один примерно с двадцати часов, вместе с самой прекрасной женщиной моей жизни – с двух часов.
– У вас имеются свидетели этому?
– Я не занимаюсь групповым сексом, доктор.
– Позовите эту Марион к телефону.
– Пожалуйста… – Боб Баррайс протянул трубку Марион. – Любимая, скажи славному доктору Дорлаху доброе утро. Он не верит, что я действительно могу любить женщину.
Марион Цимбал взяла трубку и несколько вымученно засмеялась. «Что здесь происходит? – подумала она. – О чем он умалчивает? Я его алиби, это ясно. Для чего Бобу нужно алиби?»
– Господин доктор? – произнесла она. Ее голос переливался, как звонкий индийский колокольчик. – Боб действительно у меня. Этого достаточно?
– Пока да. Дайте мне снова Боба.
Трубка возвратилась. Боб Баррайс постучал по ней:
– Тук-тук, доктор. Я опять здесь. Ну что, довольны?
– Приезжайте немедленно сюда, Боб. – Голос доктора Дорлаха был чужим, официальным, обезличенным, такого Боб у него никогда не слышал.
– Из теплых объятий Марион? Ни за что, доктор. Только в случае катастрофы в доме Баррайсов. Но ее нет.
– Она есть. Рената Петерс мертва.
Боб осекся. Он сыграл это замечательно, изменил даже тембр и заговорил прерывающимся голосом:
– Это… это неправда… Рената…
– Упала с эстакады на автобан…
– Самоубийство?
– … или сброшена. Криминальная полиция и первый прокурор уже здесь. Обер-вахмистр Кнолле из дорожной полиции сразу узнал Ренату. Кнолле проживает во Вреденхаузене. Потом нашли на мосту ее сумку. Теперь случай реконструируют. На мосту обнаружены следы шин и ног…
– Они… – заговорил Боб, растягивая слова.
– Боб… здесь идет дождь. Следы нечеткие, их вряд ли можно использовать. С каких пор вы в Эссене?
– С двадцати часов вчерашнего дня! – заорал вдруг Боб. – Что вы, действительно, хотите от меня?
– Такое твердое алиби, чтобы об него можно было сломать руку, если дотронешься.
– Оно у меня есть.
– Почему вы вообще позвонили?
– Чтобы сказать, что я здесь.
– Кого же это может интересовать? Вы никогда не сообщали, где вас можно найти. И неожиданно в вас заговорили родственные чувства? Или вы ожидали, что я здесь?
– Доктор, у вас что, прострел в голове?
– Нет, у меня там набатный колокол, и он звонит сейчас. Боб, кто эта Марион Цимбал?
– Моя невеста. Я женюсь на ней.
– Боб! – Марион выпрыгнула из кровати и раскинула руки – обнаженная богиня радости. – Боб, это правда?
– Вы слышите, доктор? – спокойно произнес Боб. – Так может ликовать только женщина, которая купается в счастье.
– А я купаюсь в ужасе, Боб. – Голос доктора Дорлаха стал хрипловатым. Он был действительно потрясен. – Если бы вы видели Ренату… страшно. Полицейский врач одно пока установил твердо: кто-то наступал ей на руки, когда она цеплялась за грязный парапет. На ладонях следы ржавчины, пальцы распухли от ударов ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121