«Хлороформ! – пронзила его мысль. – Меня похищают! На помощь! На помощь!» Но крик этот прозвучал лишь в его подсознании. Три вдоха – и Чинь рухнул на кафельный пол подъезда.
Двадцать минут спустя четверо молодых людей толкали перед собой тяжело груженную повозку с овощами через площадь гавани по направлению к набережной. Потом все вместе сняли с нее большой мешок и с помощью двух канатов, между которыми была закреплена поперечная доска – на нее-то и положили мешок, – спустили его в сампан с корзинами поджаренных крабов и креветок.
Приняв груз на борт, гребцы освободили доску от канатов, сели на весла, и сампан взял курс на Яу Ма-теи. Оказавшись вне видимости с набережной, гребцы развязали мешок, и оттуда показалась голова Чиня. Как только тот делал глубокий вдох и пытался открыть глаза, ему подносили под нос влажный ватный тампон. И Чинь снова впадал в забытье. Однако наркоз давался настолько осторожно, что навредить ему не мог.
Мэй, просидев еще с полчаса за столиком, поднялся и вынул из петлицы пиджака белую орхидею. Воткнув ее в лакированные волосы черного парика Ио, он положил руку ей на плечо:
– Я родился вновь! – сказал он. – Помнишь, я тебе обещал?
– Родился вновь? Я вижу перед собой старого, толстого мужчину, а не новорожденного!
– Да, но с обновленной душой, Ио!
– В чем это выражается? Или выразится?
– Это будет ужасно, Ио. Жутко! Страшно! Чудовищно! Но ты ничего такого не заметишь, Ио. Ты – нет! Поцелуй меня!
– Что-что? – Мадам Ио так и окаменела на своем троне.
– Поцелуй меня!
– Рехнулся, Мэй?
– Черт побери! Тогда я тебя поцелую! Я ведь переступаю порог нового для меня мира…
– Ты, видно, перебрал сегодня, Мэй!
– Да я трезвее травы. Таким трезвым меня лет двадцать не видели, правда. Хоть и выпил капельку… Поцелуй меня!
– Ты безумен, Мэй! – Мадам Ио, на голову выше Мэя, нагнулась и прижала ко рту Мэя свои увядшие, в морщинках, губы. Поцелуй вышел липким: чересчур толстый слой помады лежал на ее губах. И с малиновым привкусом…
Когда Ио вновь водрузилась на троне с прямой, как у прима-балерины, спиной, Мэй провел ладонью по лбу и посмотрел на нее долгим взглядом.
– Известно тебе, что такое месть?
– Да, и если мой поцелуй вызовет у тебя улыбку, ты в этом убедишься.
– Счастливы несведущие, Ио! Но ты в любом случае была моей Прозерпиной… – Он повернулся и неторопливо направился к выходу.
– Послушай, Мэй, это случайно не ругательство?
Он оглянулся, покачал головой и тихонько затворил за собой дверь. Неподалеку Мэй увидел трех водных жителей, которые ему кивали, широко улыбаясь и потирая руки.
Удалось! Чинь Хаочжи ступил на путь, который не приведет его обратно. Доктор Мэй распахнул пиджак, расстегнул рубашку, чтобы прохладный ветер с моря обдувал его обнаженную грудь. И хотя ветер приятно охлаждал, у Мэя было такое ощущение, будто внутри у него горит огромный факел.
Сампан с Чинем в джутовом мешке направился вовсе не в город джонок Яу Ма-теи, а, взятый на буксир средних размеров моторной лодкой, оставил за кормой Гавань Тайфунов. Затем моторка вышла в море, по направлению к острову Стонекаттер, и замедлила ход миль через пять вблизи большого морского парома, который обычно перевозил китайцев из Коулуна на острова Стонекаттер и Циньи. Капитана парома звали Кун Лундзы. По его приказу спустили металлический трос с крюком, подцепили джутовый мешок и быстро подняли его наверх.
Чиня вытащили из мешка, связали руки и ноги и потащили в большое крытое помещение, предназначавшееся днем для пассажиров, направлявшихся с одного острова на другой. Или на полуостров.
Кун Лундзы, не получивший пока никаких указаний, не смог все же отказать себе в удовольствии дать Чиню крепкого тумака в бок. И обрадовался, когда тот застонал.
Через несколько минут Чинь открыл глаза. Его взгляд остановился на Куне – и он оцепенел от ужаса. Челюсть его отвисла, он задрожал всем телом. Кун наклонился над ним: глаза одного впились в глаза другого со столь близкого расстояния, что, казалось, могли слиться.
– Вот ты, значит, какой, – страшным голосом проговорил Кун. – Это из-за тебя я потерял дочь. Неожиданно он потерял самообладание и разрыдался.
Чинь Хаочжи втянул голову в жирные плечи и быстро отвернулся. У него был взгляд загнанной крысы: есть ли еще дыра, в которую я могу юркнуть, спасти свою шкуру? Чинь искал спасения, но вскоре убедился, сколь ничтожны его надежды. Он лежал на палубе, связанный по рукам и ногам, в окружении не менее десяти мужчин. Берег наверняка далеко. Они в открытом море. Единственный шанс – предстоящий разговор. Можно будет что-то предложить, поторговаться, попытаться столкнуть этих людей лбами. Или купить себе жизнь – любой ценой.
После действия хлороформа у него болезненно сжимался желудок, его тошнило. Приподняв голову, он умоляюще взглянул на Кун Лундзы.
– Пожалуйста, немного воды, – слабым голосом проговорил он.
– Подохни! – рявкнул в ответ Кун.
– Мне плохо…
– Еще не то будет.
Чинь закрыл глаза. «Спокойствие! – приказал он себе. – Полное спокойствие! Этим нужны только деньги. Сколько раз я представлял себе нечто подобное. Пообещаю им все, что потребуют. Пусть получат свои миллионы. Но потом я устрою на них облаву. Не нашей вшивой полицией, моими командос. Называйте любую сумму – я подпишу чек!»
– Произошло какое-то недоразумение, – проговорил Чинь, сделав несколько глубоких вдохов. От свежего морского воздуха ощущение тошноты постепенно оставило его. – Вы меня приняли за другого.
– Это вряд ли! – Кун разглядывал лежавшую перед ним тушу как омерзительную, расплывшуюся медузу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93