Отдай приказ, вели своим солдатам ударить по войску противника и отогнать его далеко от стен Дели… Вся страна, все города Индии поддержат войско повстанцев.
Бахт-хан недовольно глядел на Инсура.
– Зачем полкам, присягнувшим шаху, выходить за стены Дели и ослаблять город? – ответил Бахт-хан. – Великий шах говорит: оборона трона – превыше всего. Если трон делийский качнется, кто поддержит его в других городах Индии?
На том и кончил Бахт-хан разговор с Инсуром.
– Не жди добра от Бахадур-шаха, – сказал в тот вечер Инсур своему другу и помощнику Лалл-Сингу. – Слишком много думает шах о своем троне и слишком мало – об Индии.
Сам шах, узнав о приходе посланца сипаев, смертельно испугался. Он приказал никого больше не впускать во дворец, ни от горожан, ни от повстанческого войска.
Шах укрылся в своих покоях, велел плотно занавесить все окна, а у дверей поставить охрану из черных африканских слуг. С полудня до полуночи по всем внутренним залам жгли свечи розового воска и сладко пахнущие травы. Черной тушью по голубой персидской бумаге шах чертил стихи о любви соловья к розе, тысячу раз воспетой поэтами старого Ирана.
Шах не дописал своих стихов. Какой-то старик в одежде мусульманского нищего, оттолкнув сторожа, прорвался во внутренние покои и лег у самих ног шаха.

– Спаси нас, великий падишах, сияние неба! – кричал старик. – Спаси город правоверных и святую мечеть!.. Летучая колонна ферингов идет на Дели с севера, две тысячи конных сикхов, свирепых, как шайтан…
Сам Никкуль-Сейн, полковник ферингов; бородатый демон, ведет их на тебя, повелитель!..
– Смилуйся над нами, всемогущий аллах! – простонал Бахадур-шах.
– Это еще не всё, великий шах, надежда правоверных!.. Большие пушки Пенджаба идут на помощь к ферингам.
– Пушки Лоуренс-саиба? – побелевшими губами спросил бедный шах.
– Да, падишах, сияние неба!.. Могучие слоны тащат эти пушки, пыль поднимается до самого неба, от гула и топота дрожит земля… И это еще не всё, великий падишах!.. Маленькие дьяволы идут на Дели с гор, косматые дикие гурки безобразного вида. Они мчатся на легких телегах, и, когда спускаются с гор в равнину, ты станешь от восхода солнца и до захода считать их и не сочтешь… Не надейся больше на сипаев, повелитель, подай руку Вильсон-саибу, если хочешь спасти себя, своих сыновей и внуков, надежду трона!..
В тот же день Бахадур-шах созвал своих министров на совещание. Шах сорвал с себя чалму в знак отчаяния и выдрал клочья волос из своей серебряной бороды.
– О я, несчастный! – сокрушался шах. – Погиб мой трон, сыновья и внуки, надежда трона! Будь проклят день и час, когда сипаи вступили в мой город!
Министры почтительно вздыхали, скребли головы под чалмами и не знали, что сказать.
– Не так слаб Дели, как думают трусы! – пытался успокоить шаха Мукунд-Лалл, хранитель печати. – Снарядов и пушек много в крепости. Хоть и разбрелись файзабадцы, но войска еще у нас немало, и сипаи сражаются храбро.
– Снарядов и пушек много, пороха мало, – вмешался Ассан-Улла, придворный лекарь. – Без пороха молчат и пушки и ружья.
– Нет, не спасти Дели! – сказали министры. – Лучше уйти нам отсюда, повелитель, уйти из южных ворот, пока Вильсон-саиб не обложил крепость со всех сторон.
– Уйти уже трудно, конные разъезды ферингов перерезают и южную дорогу, – сказал Ассан-Улла.
– Гибнет великий трон!.. Всемогущий аллах разгневался на нас!
– Можно еще спасти трон, – неторопливо сказал принц Мирза-Могул.
Все министры повернулись к нему.
– Феринги копят силы, – сказал Мирза. – Жирный Лоуренс посылает им из Пешавара пушки. Большой бой будет под стенами Дели, и мы еще не знаем, кто одержит победу.
– Ты прав, Мирза-Могул, – печально сказали министры.
– Если мы поможем ферингам взять крепость, шах Дели останется шахом Дели.
– Научи же меня, Мирза, мой верный сын, – научи как быть, – слабым голосом попросил шах.
– Надо тайно открыть ферингам вход во дворец со стороны Речного бастиона. Когда начнется штурм, надо впустить ферингов в город. Генерал Вильсон не забудет нашей услуги.
Все молча смотрели на шаха. Шах кивнул головой.
– Ты прав, Мирза! – сказал шах.
– Ты мудр, великий Мирза, сын великого отца! – повеселев, сказали министры.
Движением руки шах повелел им всем уйти. Министры удалились.
Остались только: принц Мирза-Могул, придворный лекарь Ассан и Мукунд-Лалл, хранитель печати.
Мукунд-Лалл поставил на низкий столик лакированный ящичек с перьями, серебряный сосуд с тушью. Он вопросительно смотрел на лекаря.
– Прикажи, великий падишах, написать письмо Вильсон-саибу, – низко поклонившись шаху, сказал Ассан-Улла. – Я найду способ, как передать твое письмо в лагерь ферингов.
Глава тридцать пятая
ВО ВРАЖЕСКОМ ЛАГЕРЕ
Поздно вечером из Кабульских ворот крепости вышли двое: молодой рабочий оружейной мастерской – Застра – и мальчик-конюх, в белой безрукавке, в желтой чалме и широком поясе, небрежно повязанном вокруг тонкой талии. Инсур проводил их, до самых ворот. На прощанье он положил руку маленькому конюху на плечо.
– Ты смела, Лела, – сказал Инсур. – И ты хорошо знаешь язык саибов.
Он нарисовал на песке извилистую линию холмов, старое русло канала и уходящую на северо-запад узкую черту Курнаульского шоссе.
– Вот! – сказал Инсур, ткнув палочкой в левое крыло лагеря. – Здесь идут какие-то большие работы. Надо узнать, что замыслили саибы.
До старого русла канала, замыкавшего британский лагерь слева, добраться было легко, постройки загородного Птичьего Рынка, хоть и наполовину разрушенные стодневной артиллерийской стрельбой, служили достаточным прикрытием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73