Большой правительственный пароход, дымя широкой черной трубой, двинулся ей навстречу от берегового мола.
– Идут ли еще вслед за вами суда с войсками на борту? – спросили с парохода.
– Нет, – ответили с «Оливии».
– Приготовьтесь, мы берем вас на буксир, – просигналили с парохода.
Пароход пыхтел и стучал, посылал «Оливии» клубы грязного дыма, но всё же шел быстро. Недели через три «Оливия» вошла в устье Хуггли, одного из рукавов огромной дельты Ганга. Они шли у правого берега и не видели левого, – так широк был Хуггли. Пассажиры «Оливии» столпились на палубе, глядя на незнакомые места. Дженни видела однообразный плоский берег, песчаные отмели, заваленные водорослями, омытые морским прибоем, кой-где хижины, как большие снопы лежалой соломы.
«Это ли Индия? – думала Дженни. – Где же пальмы?»
Показались и пальмы на другом берегу. Хуггли стал уже, извилистее, пальмы веселой рощей столпились у воды, среди зелени замелькали белые европейские дома. «Оливия» долго шла вверх по Хуггли, вслед за пароходом. Потом показались низкие индийские бенгало, сады, еще поворот, – голые беленые стены восьмиугольного форта, пушки и военные суда в порту.
– Вот и Калькутта! – сказал капитан Бедфорд.
В первый день Дженни ничего не увидала в Калькутте: ее пронесли в закрытых носилках, сквозь тесноту, говор и крик центральных улиц, в европейскую часть города. Капитан Бедфорд отправил Дженни к своей дальней калькуттской родственнице миссис Пембертон, а сам поехал в штаб.
Дом Пембертонов стоял в большом саду за зеленой оградой. По англо-индийскому обычаю все слуги в доме вышли гостье навстречу. Миссис Пембертон и ее сын Фредди дожидались у дверей. Фредди был в синей курточке с белым атласным воротником; миссис Пембертон – в легком белом кисейном платье, с низкой талией и пышными буфами, как носили дома в Англии лет за пять до того. Низкий дом был окружен верандой, а веранду прикрывали занавески из тростника, украшенного бусами. Всё колыхалось и слегка звенело под ветром.
– Сегодня хорошо, не жарко, ветер с моря, – сказала миссис Пембертон.
Она повела Дженни смотреть внутренние помещения дома. В полутемных комнатах было прохладно, на чисто выметенных глиняных полах лежали пестрые травяные половики – циновки, как их здесь называли. Маленькая Бетси, грудная дочка миссис Пембертон, висела в люльке в своей комнате, под белой кисейной сеткой.
– Москиты замучили Бетси, – сказала миссис Пембертон.
Подле двери, на половике, сгорбившись и скрестив ноги, сидел нянька – немолодой индус с серьгой в ухе. В уголке дремала на полу молодая кормилица. У самой люльки сидела на корточках третья служанка и дергала шнур большого веера, укрепленного под потолком на деревянной раме.
Маленькая Бетси заплакала, и миссис Пембертон прикрыла дверь.
На обед подали рыбу, зелень, бананы, тушеное мясо и сладкий рис. Блюда приносила молодая горничная-индуска в белом кружевном переднике и кружевной наколке на гладких черных волосах. Дженни никак не могла съесть всего, что ей накладывали в тарелку.
– У нас прежде была плохая горничная, – пожаловался ей Фредди. – Она разорвала на куски и закопала в землю замечательную куклу – подарок дяди Джона.
– Бог мой, от нашего Джона уже больше месяца нет писем, – вздохнув, сказала миссис Пембертон.
Самого мистера Пембертона не было дома: он уехал в порт по срочному делу. Миссис Пембертон была рассеяна и весь обед почти ничего не говорила.
После обеда Фредди повел Дженни в сад.
– Мама очень грустна, – сказал Фредди. – Она боится за дядю Джона. Он уехал воевать с бунтовщиками.
Лейтенант Джон Томсон, младший брат миссис Пембертон, с самого начала восстания был отправлен в Ауд, в глубь страны.

В саду было тихо; зато в просторном дворе непрерывно шумели и суетились слуги. Белые и розовые магнолии цвели повсюду: и у террасы, и под окнами, и на пороге кухни. Среди полуголых слуг-индусов странным казался солдат-шотландец в полной кавалерийской форме: синяя куртка с медными пуговицами, высокая шапка в темных перьях и короткая шотландская юбочка над высокими сапогами кавалериста. Солдата с начала восстания приставили к дому миссис Пембертон для охраны.
Вечером из штаба приехал Бедфорд. Он привез новости.
«Командующего армией нет, – сказали ему в штабе. – Он еще в марте уехал в Симлу охотиться за тиграми».
Помощник командующего, генерал Герсей, растерялся. Связь с Верхним Бенгалом прервана. Почтовые кареты не ходят. На много миль за Аллахабадом повалены телеграфные столбы, перерезаны провода, сообщения нет.
Туземная Бенгальская армия восстала вся, как один человек. Крестьяне заодно с повстанцами. Верхний Бенгал и Ауд в огне. Древняя столица отложилась. Повстанцы провозгласили шаха Дели главою нового правительства.
Что предпринять? Генерал Герсей шлет телеграммы своему начальнику, генералу Ансону в Симлу, но ответа не получает.
Куда девался Ансон? Неужели он так долго охотится на тигров? Может быть, телеграммы до него не доходят? Генерал-губернатор Индии, лорд Каннинг, шлет кружные телеграммы в Амбаллу, генералу Барнарду, с просьбой переправить их Ансону. Молчит и Барнард.
В такой момент командующий Бенгальской армией – он же верховный главнокомандующий всеми тремя армиями Индии – потерялся неизвестно где.
Восстание охватывает всё новые и новые области. Неспокойно и в Джанси, и в Сатара, и в Хайдерабаде. Раджпутана ненадежна, в Пенджабе брожение. Крепко держатся пока только Мадрас и Бомбей. Но никто не знает, что может принести завтрашний день.
– Святые небеса! А Калькутта? – сказала миссис Пембертон, выслушав Бедфорда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73