– Что это такое?
– Мой друг сказал, что это жизнь, и велел носить его с собой. Больше мне ничего не известно.
– Странно, – пробормотал Филипп, – надеюсь, когда-нибудь я узнаю, кто этот загадочный человек, Который помогает мне, – он засунул пузырёк обратно и положил его на кровать, но Коринет взял его и подошёл к Филиппу.
– Придёт время, и ты всё узнаешь, – Коринет взялся своими огромными ручищами за тесёмки, которые свисали с краёв мешочка, и в следующую минуту обвил ими шею Филиппа. Затянув узелок на затылке Филиппа, Коринет подёргал мешочек, который лёг ровно посередине груди Филиппа. Убедившись, что он крепко держится, Коринет отошёл от Филиппа, давая ему наконец возможность одеться. Что Филипп и сделал. При этом он вздыхал и качал головой, но тем не менее не воспротивился тому, что сделал Коринет. Одевшись, он в сопровождении Коринета спустился вниз и занял своё место рядом с Мириандой. Коринет остановился немного поодаль и, скрестив руки, сделал вид, будто не замечает ничего, хотя не выпускал из виду Филиппа и еду, к которой он притрагивался.
– Я зол на вас, граф, – в перерывах между блюдами заявил Дофин, – вы поддавались мне во время поединка, что совершенно неприемлемо.
– Ваше высочество, я никогда не смогу поднять против вас оружие, даже если это обычная тренировка!
Ответ Филиппа вызвал невольное восхищение присутствующих.
– В таком случае вам придётся научить меня всему, что знаете сами, – заметил дофин, которого, несомненно порадовали слова Филиппа.
– Приложу все силы, ваше высочество, – совершенно искренне ответил Филипп, краешком глаза наблюдая за тем, как Мирианда бросила на него украдкой взгляд, после чего резко покраснела и опустила глаза.
– Граф, я не видела у вас в замке часовни, – вмешалась в разговор Иоланта, – её действительно нет?
– Я приказал снести часовню, но в городе есть больше двух десятков церквей. Если вы пожелаете, вас проводят в любую из них, – ответил Филипп.
Его ответ привёл гостей в недоумение.
– Как снесли? – Иоланта почти не верила в услышанное, убеждённая католичка, она воспринимала такие вещи как личную обиду, – ведь сделанное вами – самое настоящее богохульство, если не больше.
– Я не верю в бога! – коротко ответил Филипп, приводя своим ответом всех в ужас. Все, даже Мирианда, смотрели на него со страхом. Как возможно говорить такие слова? Но Филипп, на лице которого не изменилось ни единой чёрточки, невозмутимо поглощал пищу, в то время как остальные, перестав есть, не знали, как поступить дальше.
– Нельзя произносить такие слова, – опомнившись от потрясения, внушительно произнесла Иоланта, – он отречётся от вас и тогда…
– Это я отрёкся от него, – вскричал Филипп, теряя обычное хладнокровие, – я отрёкся от него, как он отрёкся от сотен людей, обрекая их на мучительную смерть. Я проклял его, когда он отнял у меня родителей, – Филипп неожиданно замолчал. Все понимали, что у него вырвались наружу чувства, которые он тщательно от всех скрывал. И лучше всех это понимала Иоланта. Она с нежностью матери посмотрела на Филиппа, и голос её был наполнен участием и пониманием.
– Мы знаем, что вы перенесли. Мы знаем, что произошло во время казни.
– Что вы знаете, – с горечью в голосе перебил её Филипп, и чувства, сдерживаемые им в течение многих лет, хлынули на окружающих, словно бушующий водный поток.
– В ту ночь к моему отцу явился епископ Мелеструа. Он предупредил нас об опасности, но отец не прислушался к нему. Да он и не мог прислушаться. Он не мог всё бросить и уехать. Даже сейчас, зная, что произошло, сделай он это, я бы возненавидел его. Но он принял решение остаться, а я в тот день был полон решимости – защитить его, и с этой целью забрался на крышу дома. Оттуда я увидел первые вспышки пожаров. В ту минуту я ещё не знал, что происходит в Париже. Горя желанием помочь несчастным, которые могли в эти минуты нуждаться в помощи, я незаметно покинул наш дом, прихватив при этом оружие и лошадь моего отца. Я – двенадцатилетний мальчишка – отправился ночью по улицам Парижа, которые и в обычное время опасны, а в ту ночь смерть ждала каждого из нас – повсюду.
Уже через несколько минут после того как я покинул дом, пришло ясное понимание происходящего в городе, – продолжал рассказывать глухим голосом Филипп под полную тишину, царившую за столом. Он не видел, как зал наполняется воинами из его отряда. Он не видел, как его друзья смотрят на него, он не видел, что даже слуги, забросив все дела, застыли невдалеке от стола и неимоверно напрягают слух, чтобы не пропустить ни одного слова.
– Я увидел женщину с ребёнком, за которой гналась разъяренная толпа и вопила: «Смерть арманьякам!» Не раздумывая, я бросил коня на толпу и сумел спасти женщину. Убийцы обратили своё внимание на меня. Тогда я впервые повстречался с Кабощем. Я попытался скрыться от толпы, которая жаждала моей смерти, но ему удалось схватить меня, но не удалось остановить. Я отсёк ему кисть, и сразу после этого собрался отправиться домой, но услышал крик о помощи. Кричала женщина. Я поскакал на её голос. Повсюду на этой улице валялись мёртвые тела. Зрелище было ужасающим и чудовищным. Вид крови и мёртвых тел вызвал у меня приступы тошноты, но я знал, что нужна моя помощь. И превозмогая самого себя, я вошёл в дом, откуда доносился голос. Я увидел обнажённую девушку, которую собирались обесчестить двое мужчин. Не раздумывая, я убил обоих. Там же я услышал разговор, из которого явствовало, что бургундцы собираются напасть на наш дом. Они хотели убить всех наших людей, пока они спали. Я понял, что время идёт на минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147