Его молчание он расценил как признание своей ошибки. Но ему и невдомёк было, с каким человеком он имел дело. Пока Лануа молчал, а герцог Бургундский размышлял, как ему следует поступить, появилось новое действующее лицо. Вернее, их было двое. Первым был капитан гвардии герцога Бургундского – маркиз д'Антраг, второй – один из его подчинённых солдат. Герцог Бургундский с нескрываемым удивлением принял его поклон. Маркиз не любил показываться при дворе. И всячески избегал балов и пиров, если только его не призывал герцог Бургундский.
– Ваше величество, ваши высочества, монсеньор, – маркиз говорил неторопливо, но ясно и бесстрастно, – только что было совершено нападение на моих гвардейцев. Убиты трое. Я прошу разрешения начать немедленные поиски убийцы.
– Кто посмел? – вскричал разгневанный герцог Бургундский, – моих солдат убивают в Париже? О, клянусь, моя месть будет жестокой. Кто это сделал? Кто?
– Санито де Миран, – раздался спокойный голос Гилберта де Лануа.
Все присутствующие обернулись к нему. На лицах многих было написано удивление. Откуда канцлер мог знать, кто напал на гвардейцев.
Герцог Бургундский с явной укоризной посмотрел на канцлера.
– О, теперь я не сомневаюсь в вашем желании отомстить за брата. Стыдитесь, сударь, обвинять человека, не зная обстоятельств произошедшего и…
– Позвольте, монсеньор!
Канцлер подозвал стоявшего позади маркиза д'Антрага гвардейца. Тот, поминутно оглядываясь и кланяясь, подошёл.
– Где вы были, когда случилось убийство? – коротко спросил канцлер.
– Возле церкви святой Катерины, – слегка заикаясь ответил гвардеец.
– Расскажите, что произошло, – приказал канцлер.
– Ну, ваша милость, мы вышли из харчевни.
– Кто мы?
– Я и трое других гвардейцев, – с готовностью ответил рассказчик и продолжал, – мы слегка выпили и собирались вернуться в казарму. Когда мы проходили мимо церкви, то обратили внимание на человека, который сидел на корточках и гладил ступени церкви. Мы подумали, что он не в себе и решили подшутить над ним.
– Что вы ему сказали?
– Что на этих ступенях кровь подлых арманьяков и если он будет с таким почтением относиться к этому месту, то и его могут принять за одного из них и прикончить. Ваша милость, когда он выпрямился и взглянул на нас, мне стало не по себе. Этот человек смотрел, словно дьявол, собиравшийся поглотить нашу душу. И дрался точно так же. Прежде, чем я успел вытащить шпагу, он заколол двух моих товарищей. Одного шпагой, другого кинжалом. Мы вдвоём бросились на него. Я надеялся, что нам удастся одолеть его, но через мгновение он убил моего товарища, а затем, словно у ребёнка, выбил мою шпагу из рук и, прислонив кончик своей шпаги к моему горлу, сказал такие слова, такие слова… прости меня, господи, я не могу повторить.
– Говори, – закричал на него герцог Бургундский.
– Он сказал, – гвардеец почему-то заговорил шёпотом, отчего всем пришлось напрягаться, чтобы расслышать его слова, – передай этому убийце – герцогу Бургундскому, что дьявол вырвался из преисподней и скоро придёт забрать его проклятую душу!
Герцог Бургундский побледнел. Королева пришла в ужас, а Гилберт де Лануа спокойно спросил:
– Как выглядел человек, который на вас напал?
– Высокий. Хорошо сложен. У него русые волосы и зелёные глаза, которые превращаются в чёрные и…
– И?
– У него красивое лицо…
– Ещё вопросы? – Гилберт де Лануа обвёл присутствующих торжествующим взглядом, может, ваше высочество хочет высказаться?
– Нет, – выдавил из себя герцог Барский. Герцог Бургундский резко поднялся с места:
– Найдите его! А когда найдёте – принесите его голову!
Через два часа после вышеописанных событий, Гилберт де Лануа, переодевшись, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, отправился в подземелье, что находилось под кладбищем «невинно убиенных младенцев» и которое по-прежнему служило главным убежищем ордена «Лионских бедняков». Он без каких-либо происшествий добрался до подземелья. Проделав уже известный нам путь по глубинам подземелья, Гилберт де Лануа предстал перед могущественным оком отца Вальдеса. Рядом с главой ордена по-прежнему находилась карлица, а позади двое людей в монашеских капюшонах. Отец Вальдес находился в том же зале, откуда послал братьев ордена на избиение арманьяков. Отец Вальдес долго смотрел на Гилберта де Лануа, сохраняя при этом полное молчание, которое никто не осмеливался нарушить. Гилберт де Лануа склонился в ожидании, когда отец Вальдес заговорит. И лишь когда послышался голос главы ордена, Лануа позволил себе выпрямиться и посмотреть прямо в остекленевшие глаза всемогущего старца:
– Что привело тебя, сын мой?
– Отец наш, – и поза, и голос Гилберта де Лануа выражали полное смирение, – я пришёл покаяться перед орденом.
– Покаяться? – старец слегка повернул голову, но не сводя при этом испытывающего взгляда с Гилберта де Лануа, – ты, один из лучших братьев ордена, который долгие годы трудился во славу ордена, пришёл покаяться?
– Да, отец! Я виноват! Мне нет оправдания! Отец Вальдес медленно покачал головой.
– Невозможно! Ты не можешь причинить вред ордену, ибо любишь его не меньше меня. Ты тот, кто станет следующим главой ордена. Ты мой преемник!
– Отец мой, наш враг жив!
– О ком идёт речь, сын мой?
Гилберт де Лануа склонился почти до каменного пола, едва не касаясь его головой.
– Угроза нашего ордена. Последний из наших врагов! Граф Арманьяк!
– Что? – отец Вальдес вскочил с кресла, стеклянные глаза задвигались, рука со всей силы вцепилась в шевелюру карлицы, которая едва не закричала от боли, – жив?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147