Выходы из него он перегородил двойным частоколом, возле стены разместил усиленные караулы и стенобитные машины. Во время этих приготовлений к нему явились перебежчики и рассказали, что катайи собираются еще раз попытаться вырваться из Сангал у озера, где нет частокола. По приказу Александра Птолемей, сын Лага, перегородил им дорогу повозками и кучами кольев; в ночном бою катайи были разбиты и снова возвратились в город. Тем временем к Александру пришел Пор со своим отрядом и слонами. Катайи отказались от вылазок. Македоняне соорудили подкоп под стены, начали работу стенобитные орудия. Наконец, Сангалы были взяты штурмом. Во время боя, во сведениям Арриана, 17 тыс. индийцев погибли, 70 тыс. попали в плен. Жители других городов разбежались, а Сангалы Александр разрушил до основания [Арриан, 5, 22–24; Руф, 9, 1, 15–18; Диодор, 17, 91, 4].
Умиротворив племена, жившие к востоку от Гидраота, получив изъявления покорности от местных царей, Александр счел, что может теперь беспрепятственно продолжать свое движение на восток. Он пошел к р. Гифасис (соврем. Биас), рассчитывая, переправившись через нее, вторгнуться в долину Ганга. Индийские союзники рассказали Александру, что за Гифасисом лежит богатейшая страна; имелось в виду государство Нандов, занимавшее долину Ганга и некоторые районы Западной Индии и Декана. Однако па своем пути Александр столкнулся с неожиданным препятствием – нежеланием его солдат и даже полководцев идти на восток. Восьмилетний изнурительный поход утомил людей. Они не видели смысла в том, чтобы подвергать свою жизнь все новым и новым опасностям. Силы будущего противника казались им неимоверно большими: тысячи слонов, десятки тысяч колесниц, сотни тысяч пехотинцев. К этому прибавлялись и тяжелейшие, непривычные природные условия – густые тропические леса, кишащие змеями и опасными хищниками, непрерывные проливные дожди и грозы.
Александр пытался уничтожить пораженческие настроения. На сходке воинов он сделал все, чтобы увлечь их перспективой завоевания всего мира – от одного края Мирового Океана до другого: говорил о несметных богатствах, которыми уже осыпал и еще осыплет своих воинов. Все было напрасно. Александру отвечал Кэн, – казалось бы, вернейший, преданнейший Кэн, – и то, что он произнес, уместилось в одно короткое слово: «Домой!». На следующий день Александр сказал, что пойдет на восток во главе добровольцев, но таких не нашлось. Три дня он просидел в своем шатре, никого к себе не допуская, и, наконец, был вынужден объявить, что дальше на восток свою армию не поведет. Он хорошо понимал, что воевать без солдат или вопреки их желанию невозможно [Арриан, 5, 25–28; Диодор, 17, 94; Плутарх, Алекс, 62; Руф, 9, 2, 1–3, 18; Юстин 12, 8, 10–17].
Таким образом, на берегу р. Гифасис завоевательный поход Александра был закончен. Шел 326 г.; Александру было 30 лет.
Глава VII. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА БЛИЖНИЙ ВОСТОК
Во время боевых действий на территории между Индом и Гифасисом у Александра созрел план превратить свою македонско-азиатскую державу в монархию, охватывающую весь цивилизованный мир. На берегу Гифасиса Александр внезапно осознал, что все победы в Индии одержаны им напрасно, что у него нет сил не только для продолжения походов, но и для удержания завоеванного. Правда, понадобилась своеобразная солдатская забастовка, чтобы пелена, наконец, спала с его глаз. Необходимость расстаться с мечтой о мировом господстве Александр воспринимал как тяжелейшую личную катастрофу. Но что же было делать? Все дальнейшие действия Александра свидетельствуют об отказе не только от похода в долину Ганга, но и от земель к востоку от Инда – он ограничивался «Азиатским царством», завоеванным у Ахеменидов. На Александра и его окружение Индия произвела сильное впечатление, в особенности встреча с экзотическими для греков и македонян индийскими философами, которых греки называли обнаженными мудрецами (гимнософистами), – вероятно, с дигамбарами (адептами одного из направлений джайнизма) или их непосредственными предшественниками. Среди важнейших отличительных признаков дигамбаров как раз и было обнажение тела.
Первая встреча Александра с гимнософистами произошла в окрестностях Таксилы; один из них, Дандамид, являлся советником Амбхи-Таксила, и именно ему последний был обязан решением дружески встретить Александра [Страбон, 17, 716]. Александр послал к гимнософистам киника Онесикрита: кинизм имел немало черт, сближавших его с джайнизмом, и можно было ожидать, что философы найдут общий язык, Остается открытым вопрос, насколько точно передает традиция, восходящая к Онесикриту [там же, 15, 716], его разговор с гимнософистами; есть основания думать, что Онесикрнт излагал джайнизм, понятый и интерпретированный на уровне кинизма.
Когда Онесикрит явился к обнаженным мудрецам, один из них, Калан, предложил ему раздеться, сесть на камень поблизости и вести беседы на философские темы. Калан хотел, чтобы Онесикрит принял облик монаха-дигамбара; только так он мог, по мнению индийского мудреца, воспринять учение и начать свой путь к постижению истины и к свободе. Онесикрит испытывал немалые затруднения; он, видимо, не очень понимал, почему нельзя разговаривать даже на отвлеченные темы одетыми р в нормальной обстановке, и вовсе не желал приобщаться к джайнизму. Над Онесикритом сжалился Дандамид. Похвалив Александра за его желание приобщиться к мудрости, он ограничился (в передаче Онесикрита) банальными поучениями о необходимости быть выше наслаждений и страданий, отличать страдание от труда, в частности умственного, прекращать распри и совершать добро обществу и отдельным лицам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74