– Сначала проверим реакцию.
Он держал вертикально длинную палку, градуированную наподобие термометра.
– Держи открытую ладонь рядом с палкой и будь готов ее схватить. Я отпускаю без предупреждения. Ты должен не дать ей упасть.
В дверном проеме появилась светловолосая девушка в школьном платье с белым воротничком. Она наблюдала за игрой. Внимание мое встрепенулось, взмахнуло крыльями и угодило в воздушную яму. Палка оказалась тяжелой. Она выскользнула из моей руки. Я поднял ее с пола.
– Начнем сначала, – сказал Карл.
Вошла Алина, она была высокого роста, с рыжими волосами. Поставила стаканы на наш стол. Я едва успел поймать палку на нулевой отметке. Никогда бы не подумал, что для того, чтобы сжать руку, нужно так много времени. Я видел, как палка падает, и говорил руке: «Держи ее, ну держи же». А та не понимала. Прямо не рука, а клешня какая-то. Она напоминала мне тех неповоротливых крабов, над которыми я смеялся в детстве на пляже.
– Ниже среднего, – сказал Карл. – Может, с построением фигуры у тебя будет получше?
Он показал мне какое-то геометрическое тело из черного дерева, которое выглядело как пирамида, но на самом деле пирамидой не являлось.
– Видел этот предмет? Видел? А вот он же, только разделенный на кусочки. Карл выложил передо мной пригоршню небольших кусочков из черного дерева.
– Ты должен по памяти воссоздать предмет, который я тебе только что показал.
Он включил хронометр.
– Давай, не теряй времени.
Я наугад поставил один кусок на другой. Попытался найти третий, который подошел бы к первым двум. Блондинка все еще не ушла. У нее был пухлый детский рот, короткие волосы, низко спадавшие на лоб. Я, как мог, вертел деревянные кусочки. Перепробовал множество комбинаций. Если мне удастся собрать, то Ирэн позвонит мне завтра, как и обещала. Карл ерзал на стуле.
– Ты потратил четверть часа. Да, неважно.
Мне было жарко. Я расстегнул воротничок рубашки.
– Посмотрим, есть ли у тебя чувство систематичности.
На печатном листе он попросил меня зачеркнуть карандашом буквы. На одной строчке нужно было зачеркнуть все А, а на другой – все Б. Глазами Карл следил за стрелкой хронометра.
– Неважно, неважно.
Он достал из коробки несколько дощечек со странными черно-белыми и цветными рисунками. Черноватые каракули, что-то вроде чернильной кляксы, имели весьма непристойный вид.
– Что это тебе напоминает, а? Что?
К нам приблизилась Алина с тарелкой пирожных в руке. Я резко встал:
– Мне надоело. Это совсем не смешно.
Мой стул упал на ковер. Я поднял его. Алина заговорила, у нее был сиплый голос: «Он всем надоедает со своими тестами. У Карла нет чувства меры. Когда у него появляется новая головоломка, он тут же начинает мучить людей».
Карл, положив обе руки на стол, молчал. Его голова безжизненно свесилась набок, подобно голове, отрубленной гильотиной и надетой на конец пики. Он встал. Пожав плечами, вновь вернул голову на место.
– Ну, если примешивать сюда самолюбие, тогда, конечно…
Он обогнул стол.
– Ты не обижаешься на меня?
Обнял меня и потащил к двери. По пути взял за талию светловолосую девушку.
– Даниэль, племянница Алины.
Девушка смеялась, радуясь, что на нее обратили внимание. На мгновение я задержался возле нее. Она сказала, что живет недалеко от Амьена.
– Но до летних каникул я должна оставаться у тети.
– А вам нравится Париж?
– Очень.
Она говорила медленно, четко, важным голосом старательного ребенка. Я подумал об Ирэн, столь совершенной, Ирэн, которая знала, из чего сделан мужчина, что ему нравится и какой галстук ему идет.
Я вернулся в гостиную. Взглядом поискал Алину. Она была из тех женщин, которые, кажется, даже в полной темноте держат в руках светильник. Рядом с ней я чувствовал себя спокойно.
– Вы давно не видели Оливье, – сказала она мне. – Пойдемте, я покажу его вам.
Она повела меня в свою комнату в конце длинного коридора.
– Я не буду его будить.
Ребенок спал со сжатыми кулачками; на беззащитном лице его читалась доверчивость, он казался воплощением всего человеческого рода. Алина присела на край постели. Я смотрел на нее. С ней я мог бы оставаться часами и ничего не говорить.
Позже, по дороге домой, я слышал звук своих шагов, отраженный стенами домов. Этот проспект с исчезающими вдали фонарями и скамейками между деревьев находил во мне особый отклик. Ведь точно такой же проспект существовал и во мне; каждую ночь он, освободившись от лиц, переполнявших его в течение дня, готовился к необыкновенному визиту. Во мне были точно такие же фонари и скамейки, на которых я ждал Ирэн.
Я жил в двух меблированных комнатах, расположенных почти напротив моего врачебного кабинета. После смерти доктора Нюри, унаследовав его клиентуру, я согласился оставить вдове квартиру. «Хорошее дело, – сказал мне Карл, уже много лет практиковавший в этом квартале. – Ты будешь выплачивать этой даме ренту, а она станет работать у тебя медсестрой, принимать вызовы больных. С одной стороны, у тебя будет устроена личная жизнь, с другой – работа; ты почувствуешь себя более свободным».
Ирэн не злоупотребляла этой столь благоприятной для наших отношений ситуацией. Ночью, поднявшись пешком к себе на четвертый этаж, пройдя по лестничному ковру, столь ценному, что его держали под чехлом, я был совершенно свободен.
Я открыл дверь. Мои соседи по лестничной клетке ссорились. Их голоса доносились сквозь стену. Сначала я попытался заснуть, не прибегая ко всяким приемам, положившись на то, что, попав в постель, люди обычно сразу засыпают. Потом начал представлять себе различные картинки, которые иногда помогали мне уснуть, – мысленно рассматривал маленьких футболистов, бегающих по полю, или черный мех с длинным ворсом, вместо сварливых голосов соседей представлял себе голоса детей, играющих в деревне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37