На ней был один из тех кафтанов, что ей так нравились, и, как всегда, она курила сигарету.
– Привет, Элеонор, – живо сказала она, повернувшись к ней. – Почему такая честь?
– Я подумала, что мы можем немного поболтать, дорогая.
– В моей ванной? – спросила Рэли, подняв брови.
– Ну, где хочешь, – улыбнулась Элеонор. – Маленький приватный разговор.
Они попытались решить где, и Элеонор предложила обеденную террасу, потому что в это время там никого не бывает. И они направились туда, словно закадычные подруги, и Рэли по пути размышляла, о чем может быть этот маленький разговор, на который вызывает ее Элеонор. Началось все нормально. О том, как идет ее учение, как все довольны ею, Элеонор уверяла, что через несколько лет она сможет поступить в университет Чикаго просто на основании экзаменов и ее, Элеонор, рекомендации. Это была хорошая новость. Должна же она получить образование, в конце концов. Ее жизнь не может быть целиком посвящена только отмщению. Нет, она должна совершить и что-то главное, что-то важное. Реализовать все, чему ее обучили с самого рождения. Замкнуть круг.
– Мы все немного обеспокоены твоим настроением, – сказала Элеонор, улыбаясь и прикуривая новую сигарету. – Похоже, что у тебя не очень складывается со всеми остальными. Конечно, мы понимаем всю сложность твоего положения: ты не чувствуешь себя в полной безопасности.
– Я никогда в жизни не ощущала беспокойства за свою безопасность, – с негодованием ответила Рэли.
– Ладно, дорогая, может быть, это и правда, – сказала Элеонор, чуть пожав плечами. – Но дело в том, что твое поведение оставляет желать лучшего.
Никогда не приноси извинений, никогда ничего не объясняй, напомнила себе Рэли, сузив глаза.
– Тебе несколько раз говорили, что ты не должна в одиночку ездить верхом по ночам, – сказала Элеонор, – но ты продолжаешь делать это.
– Я могу позаботиться о себе, – сердито пробормотала Рэли.
– Тебе еще только тринадцать лет, и мы считаем, что несем за тебя ответственность, – сказала Элеонор, – поэтому мы и настаиваем, чтобы ты вела себя так, как мы договорились.
– Несколько ребят хотели бы стать твоими друзьями, – продолжала Элеонор, – но ты отвергла все их предложения.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – холодно сказала Рэли.
– Стефан приглашал тебя сыграть в шахматы. Ты сыграла с ним две партии, а потом убежала. Ты сказала, что не хочешь играть в «такие» шахматы.
– А что еще я должна была сказать? – спросила Рэли. – Сидеть с ним и еще десять раз подряд сделать ему мат в три хода? Или позволить ему выиграть, отметив, что он великий шахматист?
– Конечно, нет, – сказала Элеонор. – Этого как раз и не надо делать, чтобы не обидеть его.
– Я и не собираюсь, – протестовала Рэли.
– Но так получилось, – сказала Элеонор. – Понимаешь, дорогая, я никогда не встречала ребенка, такого надменного, как ты. Точно так же ты повела себя, когда фехтовала с Клодом. Просто сняла маску, положила рапиру и ушла, не сказав ни слова.
– Он не умеет фехтовать, – сказала Рэли.
– Ладно, – вздохнула Элеонор, – пускай он не умеет фехтовать. Но почему нужно так открыто выражать свое презрение? Почему нужно смотреть на него сверху вниз только потому, что в этом занятии он не так хорош, как ты? Тебе никогда не приходило в голову помочь ему, улучшить его навыки?
– Нет, – сказала она. – Даже если он будет брать уроки целых шесть лет, то и тогда не научится фехтовать.
– Тут дело не в фехтовании, – сказала Элеонор, – тут дело в том, как ты относишься к другим людям. Похоже, ты не имеешь ни малейшего представления о том, что такое делиться с кем-нибудь. Словно ты есть центр мироздания, а все остальные существуют только для твоего удобства.
А разве не так? – захотелось сказать Рэли, и она едва заметно улыбнулась.
– Ты блестящий ребенок, дорогая, – продолжала Элеонор. – К тому же красивая девочка. Но в жизни этого недостаточно. А люди здесь уже говорят, что многие сворачивают с дороги, лишь бы избежать встречи с тобой. Они не хотят общаться с тобой. Неужели тебе это безразлично!
– Я им не нравлюсь? – медленно произнесла Рэли, чувствуя, как что-то ужасное поднимается внутри нее. Но этого не может быть. Ее все любили, все во всем мире.
– Боюсь, что нет, – мягко произнесла Элеонор. – Вот почему я и решила, что мы должны провести этот наш маленький разговор. Все, что я могу предложить тебе, это чтобы ты проявляла чуточку больше благородства. Как ты считаешь, сумеешь?
Рэли медленно кивнула.
– Когда-нибудь ты еще поблагодаришь меня за этот разговор, – сказала Элеонор, положив руку ей на плечо. – О, я понимаю тебя. Я тоже была блестящим ребенком и думала о себе точно так, как ты. Но должна сказать тебе, счастлива, что оказалась способной вырасти из этого, счастлива, что смогла оценить доброту других людей, их великодушие. Ну и, конечно, оценить и плохое, что в них было, тоже.
– Я попытаюсь, – пробормотала Рэли.
– Мы все человеческие существа, – закончила Элеонор, – и мы живем в этом мире вместе, ты же понимаешь.
Ах, кого это заботит, думала позднее Рэли, медленно прохаживаясь по поселку. Единственно, что ее затронуло по-настоящему, это то, что теперь она больше не сможет ездить верхом по ночам. И все же Элеонор задела ее чувства самым жестоким образом. Узнать, что она никому не нравится, что этот реальный мир был улицей с двусторонним движением. Что-то необходимо давать взамен? Рэли даже не осознавала, что направляется к Энн, пока не подняла взор и не увидела, что стоит возле самых ее дверей.
– Заходи, – крикнула Энн, когда она постучалась.
– Привет, – мрачно сказала Рэли. Энн, скрестив ноги, сидела в шезлонге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173