Возвратившись к ее дому, Чарльз не стал подниматься в квартиру, а наблюдал, как она отпирала входную дверь. Затем, неожиданно опустив боковое стекло машины, неловко высунул голову и крикнул:
– Послушай, Мэг, забудь сегодня об этих чертовых рисунках! Я пошутил.
Мэг посмотрела на него, снова ощутив внезапный прилив теплой признательности. Но именно когда он говорил подобным образом – Мэг это знала наверняка, – он не шутил.
Но на веранде было холодно, проходящие мимо поезда, – как правило, по воскресным дням их было меньше, – казалось, заставляли стаканы дрожать сильнее обычного. Мэг сначала пыталась работать на полу перед газовым обогревателем, но от сидения на корточках почувствовала тошноту.
В понедельник она опять попыталась взяться за работу. Ей никак не удавалось прочувствовать сказку. Обычно, читая текст, Мэг почти мгновенно испытывала состояние партнерства с авторами, предоставляя написанным словам без всяких усилий с ее стороны складываться в мозгу в иллюстрации. Эта же семья белок не пробуждала в ней совершенно никакого энтузиазма. Поэтому, когда зазвонил телефон, Мэг необыкновенно обрадовалась, надеясь услышать голос Миранды.
Звонила Джилл Форсайт. Муж Джилл около двух лет назад бросил ее, и она продолжала работать на дому, окруженная требовательными детьми.
– Ковак говорит, ты подумываешь податься куда-нибудь, где потеплее! – начала она без всякой преамбулы. – Мэг, я чувствую себя опустошенной.
Мэг также ощущала внутри странную опустошенность.
– Я смотрю, он не тратит время попусту и быстро распространяет новости, – заметила Мэг.
– Понимаешь, после ленча я заглянула к нему в контору и спросила про тебя – я всегда интересуюсь, как у тебя дела, – и он недвусмысленно дал мне понять, что тебя не нужно отрывать от дел, которые ты должна завершить до отъезда.
Мэг улыбнулась, с облегчением отметив, что Чарльз разболтал не все новости и что сам он выступил в роли ее защитника. Визиты Джилл всегда являли собой семейное мероприятие. Куда бы она ни шла, ей приходилось брать с собой своих троих детей, а они были весьма мощным отвлекающим фактором.
– Дело еле движется, – призналась Мэг, – а сейчас я подумываю, чтобы прерваться на ленч…
– Ленч! Господи, да уже пора послеобеденного чая! Я уже собиралась резать батон для своих сорванцов!
Стеклянная крыша свободно пропускала дневной свет, поэтому Мэг не замечала времени. Для нее это не имело никакого значения.
– Ты очень напоминаешь мою сестру, – сказала Мэг. – Какой она, во всяком случае, была раньше.
– О, Мэг, извини. Как там дела? Я уже подумала, что ты себя там и похоронишь, в той маленькой вонючей дыре.
– Не говори глупостей о Кихоле, Джилл, прошу тебя. Мне больно такое слышать.
– Мэг!
Джилл была явно удивлена, Мэг тоже. До этого мгновения она не представляла, насколько глубоко в ее кровь проник Кихол. Джилл продолжала:
– Извини, дорогая. Очевидно, ты чудесно провела там время и тебе не хочется возвращаться домой.
У Мэг едва не сорвалось с языка, что единственным настоящим ее домом был Кихол, однако подобное заявление могло остаться непонятым. Вместо этого Мэг сказала:
– Да, там было замечательно. Но моя сестра сильно болела, и у меня было много забот.
Джилл издала звуки, выражающие сочувствие, затем, отвернувшись от трубки, на кого-то сердито прикрикнула.
– Извини, Мэг, – продолжила она. – Ребята опять дерутся. Клянусь, в один прекрасный день я их убью.
Мэг вновь улыбнулась: действительно, Джилл очень напоминала прежнюю Миранду.
Тем временем Джилл продолжала:
– Послушай, ты работаешь над сказкой про белок и серебряный молоток?
– Да.
– Ковак сказал мне, что ты единственная, кто из этого может сотворить нечто волшебное. Это оттого, что ты идеализируешь детей, Мэг. Ты полагаешь, что у них богатое воображение, а на самом деле…
Она опять набросилась на кого-то из детей, и Мэг залилась смехом.
– Честное слово, Джилл, будь ты мужчиной, ты непременно была бы женоненавистницей. Два последних месяца я только тем и занималась, что воспитывала троих детей.
– Ладно, не обращай внимания. Знаешь, в этой книге где-то есть строчка, в которой говорится, что белка совершенно исключительное животное благодаря своему хвосту. Я отчетливо представляю себе, как ты делаешь замечательные вещи с их хвостами: то они веера, то метелки, то одеяла… как в сказке про Дамбо и его уши. Что ты на то скажешь?
Мэг размышляла. Затем медленно произнесла: – Джилл, ты ангел. В один миг ты сотворила то, над чем я безрезультатно билась целый день, ты включила во мне внутренний свет.
– Да будет тебе, – проговорила Джилл. – Ты знаешь, что в перерывах между женоненавистничеством, причинением беспокойства и еще многим другим, что ты можешь мне приписать…
– Заткнись, Джилл. Я принесу рисунки во вторник. Выпьем вместе по чашечке кофе?
– Замечательно. И не уезжай в теплые края, не сказав мне ни слова!
Мэг не стала ждать традиционного прощания. Положив трубку, она направилась к кухонному столу.
Во вторник Мэг испытывала то ощущение, которое обычно приходит после творческого подъема. Она больше не открывала свои проспекты и почти не выходила на улицу.
Чарльз удовлетворенно кивнул.
– Отлично. Знаю, текст довольно избитый, но эти иллюстрации возносят его до высот Беатрис Поттер. Автор также станет известным, а весь пакет сулит определенный коммерческий успех.
– Спасибо Джилл. Это она позвонила мне в понедельник и подсказала, что делать.
Чарльз угрюмо посмотрел на Мэг.
– Обманщица. Ну да ладно, взаимопомощь в нашем деле – это все. Мы отлично это знаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165