– И что… что теперь будет? – спросила она наконец, наблюдая, как он продолжает пить.
Сквозь пар он кинул на нее взгляд и нахмурился, пытаясь сосредоточиться на вопросе. Потом вдруг неожиданно спросил:
– А где дети?
– На берегу. Дрова собирают. Завтра ночь Гая Фокса.
– А какой это день недели?
– Суббота.
– Это на руку.
Она не знала что ответить. Он покончил с чаем, поднялся и накинул ветровку.
Пойду присоединюсь к ним. Свежий воздух. День такой хороший, как тогда, когда мы летом ходили на пустошь. – Он внезапно улыбнулся ей, и это было так душераздирающе. – Мне понравился тот день, Миранда. Чудесный был денек.
– Да, хороший.
Он распахнул дверь, и холодный воздух ворвался в дом. Она уронила голову на руки, и ей страстно захотелось послать за Мэг, как она всегда делала. Или за Чарльзом. Но кто угодно, только не они могли сейчас помочь Питеру.
Дверь снова отворилась, и вошел Алекс.
– А где все? – тут же спросил он.
Она с трудом поднялась – спина согнута, ноги подламываются, настоящая старуха.
– Внизу, на берегу, собирают дрова к завтрашнему костру. Ты не хочешь пойти к ним и сказать, что в пять будет готов чай?
– Нет. С минуты на минуту все равно стемнеет. Мы все пойдем завтра и запалим отличный костер. Как ты думаешь, дождя не будет?
– Будет. Так утверждает прогноз погоды. – Она вынула чашку и налила ему чаю. – Ну, как сегодня шли дела?
– Нормально. У меня здорово получается в регби. Вот только… – Он замялся, и она поторопила его:
– Ну?
– Ма, мы ставим пьесу на Рождество. Только не могу вспомнить, как она называется. Но – только попробуй засмеяться! – у меня будет роль какой-то чертовки!
Хотя она и поклялась, она не могла не рассмеяться.
– Я же сказал, не смейся! Я бы не стал говорить об этой чертовой пьесе, если бы не подумал, что мы могли бы с тобой немного порепетировать.
Она перестала смеяться.
– Со мной? Порепетировать? Вот не думаю… То есть, понимаешь, я уже и забыть успела, что я актриса.
Но он решительно возразил:
– Конечно же, ты актриса, ма. Просто у тебя временный антракт.
– Наверное, так. О'кей. Мы порепетируем. Принеси мне завтра сценарий. И пожалуйста, не чертыхайся больше.
В этот вечер они сидели за большим столом и хохотали, как в прежние времена. Щеки у Питера порозовели, он уплел два куска пирога с творогом. Миранда чувствовала прилив, детской, чистой радости. Все начинало налаживаться.
Последний портрет не был таинственным. Лицо было открытым и немного обеспокоенным; глаза не были ни голубыми, ни зелеными; волосы, заложенные за уши, слегка вились на лбу. Увядший рот и окруженные морщинками глаза говорили сами за себя.
Миранда долго молчала разглядывая портрет. Потом сказала:
– Это я. Мэг ушла. Это я – такая, какая сейчас.
– Да. – Он с любовью погладил холст. – Это лучшее, что я сделал. Самое лучшее. Больше некуда двигаться.
Сердце у нее замерло и ухнуло, как не раз случалось в эти дни.
– Некуда двигаться? Не нужно рисовать, ты хочешь сказать?
– Ах, ну конечно же, я буду рисовать. – Он установил другой холст на мольберте. – На самом деле я уже начал. Взгляни.
Это был пейзаж вересковой пустоши. Она увидела вершину Зеннор и вершину Гарнадас и протяженную линию мыса Корнуолл.
Она глубоко вздохнула.
– Питер, это великолепно. Это как… нет, я не знаю. У меня нет слов.
Он тихо сказал:
– В ней много от Скейфа.
– Джеральда Скейфа? Из Сент-Айвса?
– Да. Это художник, которого терпеть не могла Мэг. Ее пугало то, что он хотел сказать в своих картинах. Прямо перед смертью своей жены он написал гигантскую фреску. Вся жизнь их была на ней. И вся любовь.
– О Боже. – Она вдруг поняла, почему была испугана Мэг. Это было слишком мощно. Это была вечность.
Он спросил:
– Тебе нравится?
– Да, очень. Но меня пугает то, что ты нарисовал. И все-таки мне нравится. У меня такое ощущение, что нужно подняться на цыпочки, чтобы понять это.
Он обвил ее и крепко прижал к себе.
– Миранда, любимая… прости меня, – прошептал он.
Она твердо произнесла:
– Мне не за что прощать тебя. Не за что. Слышишь? – Обеими руками она взяла его голову и немного отстранила. – Послушай, Питер. Ты – творец. Думаю… да, любимый, я думаю, что ты меня создал.
Он поцеловал ее нежно-нежно.
На лестнице послышался голос Алекса, зовущего их на костер.
– Но ведь идет дождь, – возразила Миранда, не желая упустить этого светлого, чудного мгновения.
Питер засмеялся, уткнувшись ей в волосы.
– Так это же и есть самая что ни на есть лучшая погода, – сказал он. – Пойдем. Плеснем немного бензину на дровишки, и они вспыхнут, как факел!
Огонь взметнулся к небу, и все окрестные ребятишки визжали, вопили и отплясывали свои ритуальные танцы вокруг костра. Питер стоял поодаль и наблюдал, как все кругом застилает дым. Миранда знала, что он видит сквозь тьму и свет бесчисленные, сменяющиеся друг друга лица, являющиеся ему с такой непостижимой яркостью, о которой она и не подозревала, пока он не воплощал свои видения на полотне.
Позже она писала Мэг: «Пока я не увидела работ Питера, я оставалась слепой. Его последний портрет заставил меня познать самое себя. Что же такое искусство, раз оно способно на такие чудеса?»
Мэг прочла письмо во время завтрака и, не говоря ни слова, протянула его Чарльзу. Он пробежал глазами строчки, отодвинул мармелад, чтобы взять ее за руку.
– Теперь она знает, что ей нужно делать, – сказал он. – Но может ли она сделать это? Хватит ли ее на это?
Мэг пожала плечами.
– Не знаю. Я не знаю, что там с ней происходит. Он крепко сжал ее пальцы.
– Я рад, – заявил он. – И рад тому, что больше ты не страдаешь вместе с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165