Ультрасовременный, в стиле Ле Корбюзье. Много окон, пространства. Навряд ли Дезире имела хоть малейшее представление об архитектуре Ле Корбюзье, но она была очень восприимчива.Но мысли его снова и снова возвращались к Кэт Тэрбокс. Она ушла, без сожаления оставив великолепие и роскошь, ту обеспеченную жизнь, перед которой преклонялась, благоговела Дезире… Он снова подумал об Агнес. Она продала свой магазин и готовилась к отъезду. Куда она едет? Что ждет ее там? Его беспокоило, где она будет жить.– В плетеной мазанке. Ее строил муж одной из моих кузин.– Но ты привыкла к удобствам: водопроводу и прочему. Как же ты там-то? – отговаривал ее Патрик.Она так сильно покачала головой, что зазвенели серьги в ушах:– Ну и что? Родилась-то я там. Не велика персона, потерплю!Любопытно, как некоторые люди стремятся и добиваются того, к чему другие абсолютно равнодушны.Он, например, доволен судьбою: ухожен, накормлен, обеспечен. Да и делает то, что хочет. С беспокойством он подумал о «своих» детях, учениках: в определенной последовательности, в зависимости от занимаемых ими за партами мест, проходили перед ним их лица. Рафаэль, непоседа, проказник, как маленькая обезьянка. Патрик уже научился определять его настроение, разгадывать его замыслы. Заикающаяся Табита, ее били с детства, – уж в этом-то он был уверен. А Шарлотта, с ее способностями к математике и всему, что касается цифр, – в этом она даже более сведуща, чем Патрик. Нет, он не хотел и не мог бросить их! Они требовали от него пристального внимания к себе. Внимания и привязанности. Они доводили его до возмущения, испытывали его терпение. И… любили его, по крайней мере, некоторые из них!Николас же предлагал ему шагнуть в пропасть, неизвестность. Не получится – он потеряет место в школе. А получится… на сей счет у него не было никаких иллюзий. Вовлечение в жестокую и опасную политическую борьбу – вот чем все это грозило. А он к этому совсем не стремился. А может быть, это долг каждого сознательного человека – участие в политике?Я должен поговорить, посоветоваться с кем-нибудь. Его машина в одно мгновение свернула с прибрежной полосы и понеслась в обратном направлении, держа курс на Элевтеру. Нет, нет, Фрэнсис не будет против, ему даже будет приятно, что кто-то нуждается в его совете.Патрик был в возбужденном состоянии и настолько погружен в собственные переживания, что, как он признался позже, только чудо спасло его во время этой бешеной гонки. Он совершенно не следил за дорогой. Он уже проехал часть пути, когда увидел, а позже осознал это, не будучи уверенным в том, что это видение – не плод его фантазии, а реальная действительность. Что-то заставило его остановить машину и повернуть назад, на узкую, извилистую дорогу. Он действительно видел все это? Или ему показалось? Нет. Он не ошибся. Все это было на самом деле. В стороне от дороги стоял маленький мальчик. Он стоял, падал и вновь поднимался. Сколько же лет ему было: девять, десять? Руки и ноги его были привязаны к дереву. Патрик протер глаза – не сон ли это – и вышел из машины.– Что такое? Что случилось? – крикнул он. У мальчика уже не было сил плакать, губы его кровоточили: он пытался разорвать зубами стягивающие его крепкие потрепанные веревки.Патрик опустился на колени и разрезал ножиком веревки. Он взял ребенка на руки. Мальчик намочил штанишки. Его темная курчавая головка вспотела. Патрик прижал его к себе.– Кто ты? Откуда? Кто это сделал?Мальчик пытался вырваться, может быть, из боязни опять быть пойманным. Патрик отпустил его.– Скажи мне, скажи! – прошептал он. – Как тебя зовут?– Билл. Я хочу пить. Я хочу есть, – он не плакал.– Садись в машину, Билл. Мы отыщем место, где можно поесть – и накормим тебя.Мальчик сел рядом с Патриком. Так он и сидел молча, неестественно выпрямив спину, сжав кулачки на коленях. Понятнее, да и естественнее, если бы у него была истерика, мне трудно судить, подумал Патрик, я же не психолог.– Кто это сделал, Билл? – тихо спросил он мальчика.– Берт.– Кто такой Берт?– Он живет, где и я. Берт.– Ты живешь с матерью, – Патрик колебался, – и с отцом?– У меня нет ни матери ни отца.– С бабушкой? – Семьи, где детей воспитывали бабушки, были довольно распространенным явлением.– Нет, она умерла.– А есть у тебя братья, сестры? С кем ты живешь?– Был у меня дядя, но он сбежал со всеми моими вещами.– Сбежал? А какие вещи, Билл?– У меня были котелки. А бабушка оставила мне двух ослов. Он украл их, продал и уехал отсюда.– Понятно, – сказал Патрик. Это была обычная история брошенного ребенка, может быть, только более трагичная, чем остальные.– Мистер, я хочу есть.– Можешь звать меня мистер Курсон. Нет, – он посмотрел на грязные маленькие кулачки, словно бросающие вызов бесчувственному миру, и продолжал, – нет, послушай, что я тебе скажу. Зови меня дядя Патрик. Сегодня я буду твоим дядей, хорошим дядей. А вот и магазин. Я куплю что-нибудь поесть.В магазине, вернее, в комнате в покосившемся доме, было несколько полок, на которых стояли консервы, мешки с рисом и мукой и всякая всячина. Он купил плитку шоколада, бананы и банку содовой.– Конечно, не самый лучший завтрак, – сказал он с напускной бодростью, – но червячка ты заморишь, пока не найдем, где можно подкрепиться поосновательнее.Билл ел жадно. Патрик подождал, пока он поест и начал опять задавать вопросы.– А теперь скажи мне, где ты живешь, Билл. Я отвезу тебя домой. Мне хотелось бы задать там пару вопросов, – угрюмо сказал Патрик.– Делисия. Там я живу.– Делисия! Раньше надо было спрашивать! Правда, Билл?Они ехали в противоположном направлении. Уж сегодня он точно не попадет в Элевтеру!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138