По крайней мере, они с Тео были вместе. Внезапно Айрис почувствовала себя слишком измученной, чтобы думать о своем нынешнем отношении к Тео, сознавая лишь, что испытывает огромное облегчение. После нескольких дней, проведенных у себя в кабинете в полном одиночестве, он вернулся домой каким-то другим, словно бы обновленным, когда она уже думала, что между ними все кончено. С ним произошло что-то удивительное, и это ее интриговало.
От легкого порыва ветра зашелестели листья.
– Должно быть, скоро рассветет, – произнес Тео. – Пойдем в дом.
У двери он наклонился и нежно поцеловал ее в щеку.
– Все будет хорошо, Айрис. Верь мне.
– Да, – ответила она. – Да, я верю и себе тоже. Начало было положено.
12
Дом был продан, а вскоре настал и черный день, когда прибыл автофургон для перевозки мебели. Реальность приняла окончательную форму. Есть в переезде, подумала Айрис, что-то бесконечно печальное, особенно когда ты этого совсем не желаешь и едешь далеко не в лучшее место; ты словно умираешь каждый раз, глядя, как выносят одну за другой из дома твои вещи. Вот вынесли огромный рояль Филиппа, который займет, вероятно, почти половину гостиной в их новом доме. Вот вынесли портрет молодой темноволосой женщины, подаренный ей Тео на девятую годовщину их свадьбы; он утверждал, что женщина на портрете похожа на нее, хотя сама она никогда этого не находила. Были унесены коробки с дорогим английским фарфором, большей частью подаренным им на свадьбу, но также и купленным для них мамой, которая никогда не могла устоять перед прекрасной фарфоровой посудой. Скорее всего, этот фарфор никогда больше не появится в доме Штернов, и не столько из-за отсутствия места, сколько потому, что такие вещи предполагали совершенно иной образ жизни, нежели тот, который они вынуждены будут теперь вести. Всю эту посуду придется, вероятно, сложить у Анны, так как в их новом доме чердак был настолько мал, что там нельзя было даже встать в полный рост. Вещи продолжали выносить, и Айрис вдруг на мгновение показалось, что они внутренне протестуют против такого насилия над собой, хотя откуда возникло у нее такое чувство, было непонятно, так как за исключением, пожалуй, рояля, ни одна из них никогда ей особенно не нравилась.
Тео от всей этой суеты и шума ушел в сад за домом. Он стоял там в полном одиночестве, стараясь, как она понимала, запечатлеть в памяти каждую деталь: белые рододендроны – он предпочитал белые, казавшиеся особенно свежими на фоне темной травы; зеркальную гладь небольшого бассейна с раскинувшей над ним свои пышные ветви плакучей ивой; она была тонким прутиком, едва достигавшим ему до плеча в тот день, когда он принес ее в дом и, сам выкопав для нее яму, посадил именно там, где она наверняка должна была привиться; стоило Айрис закрыть глаза, и перед мысленным взором возникала картина того, как он сидел тогда, делая в уме подсчеты, а потом предсказал высоту, какой и достигла сейчас ива. Отныне другие глаза будут смотреть, как колеблются при малейшем ветерке ее склонившиеся над водой ветви, подумала Айрис, зная, что и Тео думал сейчас о том же самом; но эти другие глаза не увидят в иве той прелести, какую видел в ней он: новые владельцы были не из тех людей, которым что-либо говорила колышущаяся от ветра ветвь. И Айрис остро, как свою собственную, почувствовала ту боль, какую, вероятно, должен был испытывать сейчас Тео.
Появились двое рабочих с намерением забрать мебель, стоявшую в дальнем конце сада, за бассейном. Это был прекрасный гарнитур из тикового дерева: стол, стулья и изящно закругленная скамейка, все окрашенные в нежный серебристо-серый цвет. Мебель прибыла из Англии, и выбирал ее Тео. В солнечные осенние дни он подолгу с удовольствием сидел на этой скамейке в своей дубленке и читал.
«Ты там замерзнешь», – говорила она ему, и он неизменно отшучивался, отвечая, что любит ощущать на своем лице холод, пока сам он в тепле.
В совершенном унынии он спросил ее сейчас, когда она к нему подошла:
– Зачем мы берем с собой все эти вещи? В новом доме для них нет места. Не лучше ли было все это продать?
– Нет. Мы найдем для них место. Я постараюсь что-нибудь придумать.
Потребовалось всего лишь несколько месяцев, чтобы продать дом и завершить все связанные с продажей формальности. Айрис надеялась отложить некоторую сумму, благодаря разнице между стоимостью их дома и нового – в псевдотюдоровском стиле, со множеством укромных уголков, свинцовыми переплетами окон, фронтонами и изобилием лепных украшений – который стоял посреди небольшого дворика в ряду таких же домов в старом квартале города. До железнодорожной станции, как и до магазинов, от него было рукой подать: он словно находился в сотнях световых лет от того, исполненного тишины и покоя, простора, который окружал их до сих пор. К ее изумлению, однако, оказалось, что отложить ничего не удастся, так как несколько лет назад Тео, не поставив се даже в известность, заложил дом.
– Но почему? Почему? – потребовала она ответа, постаравшись ничем не выдать своего гнева и растерянности.
– Видишь ли, – объяснил он, – все вокруг говорили, что деньги надо во что-то вкладывать, глупо позволять им лежать мертвым грузом.
Но он, конечно, никуда ничего не вкладывал, он только тратил. Она увидела, что он сгорает от стыда, и больше к этому не возвращалась.
Главным сейчас было действовать, не теряя ни минуты. Учителей в городке не хватало, и вопрос о приеме ее на работу был решен в тот же момент, как только она об этом заикнулась. С осени, сказали ей, она получит постоянное место, а пока будет замещать других учителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135