Сам он, глядя сейчас на Лидию, не испытывал никакого волнения; она была только товарищем и ничем больше, как все остальные, будь то мужчина или женщина. Чувствуя, что Сьюзен волнуется, он ободряюще похлопал ее по руке.
На собрании присутствовали двое новеньких, Тед и Шелли. Тед выглядел лет на тридцать, хотя, как выяснилось, ему было всего лишь двадцать два. Его худое аскетическое лицо, на котором застыло озабоченное выражение, обрамляли длинные редкие волосы цвета соломы. У Шелли были коротко остриженные взлохмаченные волосы – прическа «я у мамы дурочка» – и выговор выпускницы пансиона благородных девиц.
– Мне двадцать пять лет, – начала она, когда Тим попросил ее рассказать о себе. – Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы понимать что к чему, я была радикалкой. Откуда я? Пригород в Массачусетсе. Конно-спортивные праздники, балы, приемы… да вы это знаете не хуже меня. – Она обвела взглядом собравшуюся в комнате разношерстную компанию, в которой были два еврея с Востока, принадлежащие к средним слоям, католик из приходской школы на Среднем Западе и сын питтсбургского шахтера. – Хотя, может, вы и не знаете… не важно. Наконец я оттуда вырвалась, поступив в колледж, где специализировалась по политологии. Тогда же я занялась и политикой и, конечно же, вступила в СДС. После окончания колледжа я уехала в Вашингтон, жила какое-то время в коммуне, и там, можно сказать, и осела, хотя иногда совершаю небольшие набеги и на другие города.
Все рассмеялись, и Тим сказал:
– Большинство из нас, как ты сама видишь, наслышаны о твоих «набегах». Но я все же поясню, в основном, для Сьюзен, которая этого не знает, что Шелли – один из активнейших наших организаторов, работающих в университетских городках. Неутомимая. Ее арестовывали уже, наверное, раз шесть или даже больше. В первый раз за «вонючие» бомбы во время съезда демократов в Чикаго в 1968 году, после чего были школьные демонстрации, женская милиция, ну и так далее. Прости, что прервал тебя, Шелли. Продолжай.
В комнате вновь зазвучал звонкий уверенный голос: – Я присоединилась к «Везерменам». Все вы их хорошо знаете, так что приводить здесь какие-то имена и даты не имеет, думаю, никакого смысла. Уверена также, мне не нужно говорить вам, что, хотя мы и стремимся остановить войну, главная наша цель – изменить политическую систему, дать власть народу, у которого ее нет. А это – девяносто девять процентов населения. Ну, я полагаю, обо мне хватит. Снова заговорим Тим.
– Шелли не сказала вам, что она угрожала полисмену дубинкой, или что ее выпустили под залог, или что она не собирается являться в суд в назначенное время.
К удивлению Стива, подала голос Сьюзен: – И что случится, если она не явится?
– Ничего, мы думаем, – ответил Тимоти. – По существу, мы уверены в этом. У нас надежная сеть, надежные явочные квартиры, такие, как, например, эта, где мы с вами сейчас находимся. Теперь твоя очередь, Тед.
Тед говорил с присущей южанам медлительностью, НО громко и ясно; этот звучный сильный голос совершенно не вязался с той слабостью, которая чувствовалась во всем его облике, начиная с редких светлых волос и такой же реденькой бородки и кончая торсом, словно пытавшимся безуспешно вырваться из сплетения скрещенных худых ног.
– Жизнь моя, – начал он с иронической улыбкой, – так сказать, сплошная чересполосица. Воспитан бабкой-баптисткой, затем колледж и утрата веры; подружился с парнем по имени Бен Вейнберг, также неверующим, потом, когда мы оба бросили учебу, для меня, можно сказать, началась настоящая жизнь. Присоединился к «Везерменам» и уехал в Чикаго, где жил в большой коммуне. Нас было там человек тридцать. Коммуны – вещь хорошая, – он кивнул Стиву со Сьюзен, – они помогают избавиться от зацикленности на личной жизни и частной собственности. Но здесь есть и недостатки, особенно если это – эскаписткое убежище в какой-нибудь дыре. И все же главная проблема – в количестве людей. Когда уходишь в подполье и возникает необходимость в быстрых передвижениях и полной секретности, тридцать человек – это много. Так что вскоре я и еще пятеро ребят уехали в Нью-Йорк. – Он снова иронически усмехнулся. – Должен сказать, на нашем счету кое-что есть: бомба на пирсе «Юнайтед Фрут Компани», «Марин Мидленд Грейс Траст Компани», правительственное здание, армейский призывной пункт, здание уголовного суда, «Дженерал Моторс Билдинг»… Тим поднял обе руки.
– Спасибо, Тед. Мы получили представление о твоей деятельности, и она впечатляет. А теперь очередь Сьюзен.
Она стремительно вскочила, более, чем когда-либо прежде, напоминая собой в этот момент ребенка, подумал Стив, глядя на ее косички, болтающиеся над худенькими лопатками, которые позволяла видеть коротенькая кофточка на бретельках.
– Ничего подобного я, конечно, не могу рассказать вам о себе. Мне нет еще и восемнадцати, и я мало что видела на свете, кроме своего дома, который я презираю так же сильно, как ненавидит свой Шелли, хотя и по другой причине… А может, по той же самой. Моя семья не принадлежит к высшему обществу, но главным для нее тоже всегда были материальные блага. Моих родителей никто и ничто не интересует, кроме них самих. У меня никогда не возникало в связи с этим никаких мыслей о революции, я только ненавидела все это. Но сейчас, хотя и с опозданием, я начинаю многое понимать. – Она обвела взглядом собравшихся. – Вот, вроде, и все. Я просто не знаю, что еще вам рассказать.
Сьюзен села под гром аплодисментов. Сердце Стива преисполнилось гордостью за нее. Да, она сильно изменилась с того дня, когда он впервые увидел ее с котенком на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135