– И мне тоже.
Он знал это. Ли не принадлежала к тем женщинам, которые торжествуют, соблазнив чужого Мужчину.
– Иногда, Поль, я чувствую себя ужасно рядом с Мариан. У вас на седере или в моем магазине, когда она приходит за покупками. Она считает меня своим другом. Она кажется такой невинной, а я чувствую себя отвратительной. Отвратительной, Поль. Но я не перестаю заниматься тем, что делаю, и не хочу переставать.
Ему не хотелось говорить на эту тему, не хотелось нарушать состояние блаженства и покоя.
– Знаешь, я никогда не упоминала об этом, но я действительно боюсь, что Донал мог сказать ей что-нибудь о Париже.
Поль покачал головой:
– Вряд ли. Да и зачем ему это? Он ничего не добьется, расшевелив осиное гнездо. У Донала в голове совсем другие планы!
Ли хихикнула: осиное гнездо! Да, это, пожалуй, точное название того, во что может превратиться их семья.
Потом уже серьезно она сказала:
– Хенни потеряла бы всякое уважение ко мне, узнай она.
– Да, Хенни пуританка.
– Поколение людей, выросших перед войной, смотрит на жизнь совершенно по-другому, чем мы, ты согласен?
– Не всегда. Как, ты думаешь, отнесся бы к этому Хенк?
– Я не знаю. Он все воспринимает прямолинейно, но иногда мне кажется, что это не будет его шокировать. Новое поколение отличается способностью к состраданию и пониманию! Дай я расскажу тебе, что случилось вчера вечером. У меня возникли проблемы с отоплением, и человек, который следит за печками в нашем квартале, пришел со своим маленьким мальчиком. После подвала они поднялись наверх, и мы поговорили в прихожей. Я ничего не заметила, но Хенк расстроился из-за маленького мальчика: ребенок дрожал в своем легком пальтишке. Он спросил, сколько я заплатила отцу. Я сказала, что заплатила столько, сколько попросил этот человек. Я не могу взять на себя все мировые проблемы, попыталась объяснить я. А он ответил, что все понимает, но что-то кольнуло его, когда он увидел, как они уходят в дождливый вечер с ящиком инструментов, и вспомнил о своей комнате наверху, в которой он жил в возрасте этого ребенка. Надо было видеть его лицо! Он был расстроен до глубины души.
– Он получил это по праву, не так ли?
– Да, да. Хенни и Дэн. И моя собственная мать. Ну, я не похожа на них. Богу известно, что я даю, даю много, но я не могу мучиться. Я не могу выворачиваться наизнанку – Бог мой, зачем?
Входная дверь двумя этажами ниже громко хлопнула. Кто-то, насвистывая, поднимался по лестнице.
– О нет! Это Хенк. – И Ли выпрыгнула из постели, натянула халат. – Боже мой, почему он не вернулся в институт? О, Господи, быстрее, одевайся. О, что я скажу?
Она бросила Полю его одежду.
– Мама? – постучал Хенк в дверь. – Ты не спишь? Я видел у тебя свет.
– О, я только что вышла из душа!
– Я подожду. Я встретил приятеля Мака, и мы проболтали так долго, что я решил лучше вернуться и поехать первым поездом утром. Я уеду до того, как ты встанешь, поэтому мне хочется рассказать тебе кое-что забавное, что рассказал мне Мак. Его мать встретила тебя однажды и…
Ли пыталась затолкать Поля в гардеробную в дальнем конце комнаты.
– Оставайся здесь, пока я поговорю с ним, – прошептала она.
– Ли, это нелепо. Я не могу скрываться и прятаться в гардеробной.
– Пожалуйста. Нельзя, чтобы он застал тебя здесь.
– Но ты только что сказала, что он спокойно к этому отнесется!
– Я имела в виду вообще. Но мать – это совсем другое.
Поль покраснел от стыда. Быть пойманным без штанов! – думал он, натягивая брюки, застегивая рубашку и завязывая галстук. Он вышел из гардеробной, чтобы снять пиджак со спинки стула.
Ли вцепилась в него:
– Иди обратно. Всего минута, потом ты сможешь на цыпочках спуститься вниз и уйти. Только не хлопай дверью, когда будешь ее закрывать.
При всем своем воображении он не мог представить себя в таком унизительном, отвратительном положении. Но совершенно неожиданно ему стало смешно.
– С тобой все в порядке, мама? – позвал Хенк.
– Да, подожди минуту! – ответила ему Ли и зашептала Полю: – Умоляю, оставайся в гардеробной, он не узнает. Куда ты идешь?
– В коридор, как подобает мужчине.
Она заплакала; эта независимая, современная женщина умоляла его:
– Не поступай так со мной. Как ты можешь? Он нежно освободился от нее:
– Пожалуйста, Ли. Он будет больше уважать честность. Кроме того, мы взрослые люди, и он тоже взрослый.
Произнося эти слова, Поль открыл дверь перед изумленным Хенком и в дружеском тоне сказал:
– Я как раз собирался уходить, Хенк. Оставляю вас двоих.
Через плечо Поля Хенк посмотрел на кресло, в котором его мать съежилась в темно-синем халате.
Несколько секунд все молчали. Первым заговорил Хенк:
– Предполагается, что я скажу «что происходит?». Так ведь говорят в подобных случаях?
– Мне жаль, что так произошло, Хенк, – сказал Поль.
– Да, тебе придется пожалеть!
Поль сделал глубокий вдох. «Тебе придется пожалеть». Он вздохнул.
– Твоя мать очень расстроена. Мне кажется, тебе следует пойти к ней и поговорить.
– Я бы сначала поговорил с тобой.
– Как хочешь. Тогда пошли вниз.
Они стояли под канделябром в прихожей. Черные от гнева глаза Хенка были окружены темными кругами, как у совы. Он смотрел угрожающе, словно собирался дать волю кулакам.
– Давно ты приходишь сюда? – спросил он. Поль сердито ответил:
– Если твоя мать захочет сказать тебе, она скажет. Что касается меня, моей жизни и моих привычек – я не буду докладывать тебе.
Поль с трудом сдерживал гнев: молокосос судит и допрашивает его!
– Ты ограбил меня, – сказал Хенк. – Вы оба отняли у меня то, что никогда не сможете вернуть.
– Отняли у тебя что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116