Мэг заговорила первой:
– Слава Богу, Тиму всего шестнадцать.
– Да, так оно и есть, – только и произнес Поль, чтобы что-то сказать.
Все отличалось – и время, и чувства – от того, какими они должны были быть, по его представлению, когда пришла война. И он вообразил себя через годы стоящим среди людей, вспоминающих, где они были, когда их настигла страшная весть, сразу изменившая жизнь каждого.
«Я накрывал на стол, – скажет он, – а моя кузина прибежала из кухни с щенком в одной руке и пучком салата в другой».
Той же зимой Хенк Рот пошел в армию первым лейтенантом. Проводы были в доме Ли. Она подошла к этому с позиции «дело есть дело», проявив свойственную ей выдержку, – страна должна была покончить с войной как можно быстрее и надо разумно относиться к этому. Но Поль понимал ее чувства по отношению к отцу Хенка, который уходил так героически в прошлую войну, и сейчас к Хенку, который уходил так спокойно.
Единственным относительно веселым человеком в этом собрании был Элфи. Он начал работать над проектом строительства авиационного завода и был в хорошем настроении.
– Мой партнер ничего не смыслит в строительстве, но у него есть наличные. Так что он вкладывает деньги, я делаю работу, а прибыль делим пополам. Не плохо, а? Мне пришлось сказать Доналу, что я ухожу от него.
Было приятно снова слушать, как хвастается Элфи. Хенни волновалась:
– Как ты думаешь, его сразу отправят за океан? Так много говорят о военных действиях на море.
– Ирония заключается в том, – ответил ей Поль, – что изобретение Дэна, его первая работа, сделала плавание более безопасным. У них теперь есть радио. Все приборы обнаружения основаны на изобретении Дэна.
Он хотел бы чувствовать такую же уверенность, какую пытался изобразить. С болью в сердце он смотрел, как повзрослевший Хенк, выглядевший возмужавшим в форме, идет по комнате, прощаясь с каждым.
– Ну, Поль, – сказал Хенк, подходя к нему, – ты всегда говорил, что Америке придется вмешаться.
Поль едва смог произнести:
– Только береги себя.
Они пожали руки друг другу, и Хенк ушел. Было слышно, как он сбежал по ступенькам и как хлопнула в тишине тяжелая дверь.
Жизнь изменилась быстрее, чем это можно было представить. Ввели нормы на мясо, бензин, обувь и сахар. Женщины научились носить тонкие хлопчатобумажные чулки. Мариан сворачивала бинты для Красного Креста. Ли председательствовала на показах мод, где кинозвезды выступали моделями в пользу военного займа. Хенк благополучно переплыл океан и был в Англии. А Поль чувствовал нетерпение. Проходили месяцы, и он устал мотаться между Вашингтоном и Нью-Йорком, сидеть на совещаниях и манипулировать цифрами. Все это было очень важно, но далеко от настоящих дел и не то, что ему хотелось.
А потом президент назначил гражданскую комиссию, которая будет действовать совместно с войсками, как только начнется вторжение на континент. Они должны будут наблюдать и докладывать эффективность воздушной поддержи. Перспектива была заманчивой. Это означало находиться в гуще событий. Для Поля не составило труда добиться своего назначения в эту комиссию.
Мариан была в ужасе. Целую неделю она причитала:
– Я было подумала, что ты достаточно рисковал своей жизнью в одной войне!
– В этот раз я не буду в окопах. Со мной ничего не случится.
– Ты не можешь этого знать. Все может случиться. – Ее губы дрожали.
– Мне необходимо ехать, – мягко сказал он.
– Почему? Из-за твоих родных, я полагаю.
Он подумал, что да, и еще из-за Илзе и Марио…
– Ты всегда чувствуешь себя обязанным, хотя почти наверняка они погибли.
– Тем более.
– Ты заходишь слишком далеко, как всегда.
– Уж такой я. Тебе бы следовало привыкнуть ко мне.
– О, – сказала она, – единственное, к чему я привыкла, так это к невозможности изменить твое решение, однажды принятое.
– Иногда тебе это удается, Мариан. Чаще, чем ты думаешь! Но не в этот раз.
Он чувствовал, что должен ехать. Им руководило желание сделать что-то настоящее, не быть посторонним наблюдателем катаклизмов.
Он очень волновался, получая снаряжение: дождевик, новую камеру, писчие принадлежности и бинокль.
Проходя по Медисон-авеню, он сообразил, что находится недалеко от Ли. Он собирался позвонить, но потом решил зайти. В своем кабинете она показала ему письмо от Хенка, веселый доклад, написанный с явным желанием поднять настроение матери. Они немного поговорили о Хенни, которая все еще занималась беженцами, а потом Ли перешла к личным делам:
– Полагаю, что все спрашивают тебя, почему ты это делаешь, поэтому я не буду спрашивать.
– Спасибо, – ухмыльнулся Поль. – Ценю.
– Нет, я не спрошу. Я скажу тебе. – Ли направила на него карандаш. – Ты убегаешь, Поль Вернер. Ты убегаешь от чего-то или, вернее, от кого-то. Хочешь говорить об этом?
Она коснулась больного места, о котором ему не хотелось вспоминать.
– Нет, ты не хочешь. Ты думаешь, что это не мое дело, возможно, так оно и есть. Но я знаю тебя очень хорошо, Поль, и, может быть, это заставляет меня думать, что я могу позволить себе некоторые вольности.
Она встала и положила руку ему на плечо.
– Ты хочешь сохранить свою тайну. О'кей, я больше ничего не скажу. Кроме одного, и это будет последнее. Я знаю, что ты думаешь о своей дочери и о… ней. Как долго ты собираешься еще мучить себя?
Он не ответил.
– Посмотри на себя! Ты бы мог быть счастливым, любить и быть любимым.
– Как ты? – В его словах она услышала насмешку. – Ты включаешь любовь, как кран?
– Нет, Поль! Ты неправ, я жена Билла и люблю его. Кто виноват, что ты тогда не смог удержать меня?
Поль вспомнил Париж, кровать под балдахином, обнаженную Ли, один вид которой воспламенял его;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116