Я опаздываю к педикюрше, ну ты знаешь мои проблемы с мозолями. В самом деле, Фрэнк, хватит задавать ненужные вопросы. Говори по существу, – нетерпеливо прервала меня мама, отчего мне тут же захотелось положить трубку. – Мы просто хотели сообщить тебе прекрасную новость, – как ни в чем не бывало продолжила мать, словно и не оборвала меня на полуслове.
– Да? – с фальшивой заинтересованностью переспросила я.
– Ты ни за что не догадаешься. Ну давай попробуй, милая.
– Хм… наверное, Эда сделали премьер-министром и вручили ему ключи от города; ведь даже его задница, словно солнце, способна осветить путь блуждающим во тьме…
– Ты просто ревнуешь, – встрял чей-то женский голос.
– Черт возьми, да сколько вас там на линии? У меня впечатление, что я говорю с целым стадионом болельщиков.
– Это Таня, дорогая, не надо чертыхаться. – В голосе матери звучало недовольство. – Я, например, никогда не слышала, чтобы твой брат ругался как портовый грузчик.
Господи, и откуда она берет подобные клише?
– Это потому, что у меня нет недостатков, – смеясь, присоединился к общей беседе Эд.
Я же говорила, что в нашей семье простые телефонные звонки не приняты.
– И ты здесь, – простонала я. – Значит, нас уже пятеро. Очень задушевная получается беседа.
Итак, разговор шел своим путем – как всегда, все говорили одновременно и никто никого не слушал. Даже эта чертова Таня, которая, по существу, не является членом семьи и соответственно не имеет права участвовать в наших нелепых семейных дебатах. Обычно в наших беседах поднималось сразу столько разных тем, что нить разговора уплывала от меня уже в первые минуты.
– Эдди, не томи, сообщи сестре свою потрясающую новость, – наконец различила я слова матери в хоре голосов. – А то мне нужно еще успеть разморозить отбивные перед уходом, к тому же твоему отцу нельзя так много говорить по телефону.
– Почему? – я вклинилась в общее обсуждение, решив, что наш «семейный бухгалтер» в целях экономии ограничила по времени телефонные переговоры «хозяина дома», как без тени иронии называла его мама. – Он что, много болтает по телефону с друзьями и не успевает делать домашние задания?
– Не глупи, дорогая, – совершенно серьезно ответила мама, – это все из-за стресса. Ему нужно гулять на свежем воздухе, а не сидеть в закрытом помещении, утомляя и без того перегруженную голову разговорами по телефону.
– Хм… – Внутри зашевелилась тревога. – А что это за история со стрессом?
– Джорджина, перестань раздувать из мухи слона. Со мной все в порядке, Амелия, – повысил голос отец.
– Это правда, папа?
По-видимому, следующая фраза отца должна была навсегда развеять мою искреннюю озабоченность по поводу его здоровья.
– Конечно, правда, малышка. Просто у меня слегка поднялось давление. Что, черт возьми, неудивительно, после того как я проторчал в суде две недели подряд, пытаясь выбить денежное пособие для скаковой лошади из кучки абсолютно бестолковых судей. Непонятно даже, кто был больше парализован – они или эта чертова лошадь.
– Ясно, – вздохнула я, окончательно потеряв нить разговора.
– Ну ладно, Эдвард, выкладывай уже свою новость, – торопливо закончил отец.
Чтобы избавить вас от утомительных подробностей о гениальности моего брата, я в двух словах опишу суть блестящей новости, которая должна была сразить меня наповал. Как оказалось, Эду поручили серьезное дело и в суде он представлял интересы очень известного человека. Процесс обещал быть скандальным, и единственным, кто получил право давать ежедневные интервью журналистам Би-би-си с освещением событий, происходящих в суде, стал Эд. Если он выиграет процесс – а зная брата, я не сомневалась, что так оно и будет, – карьера Эда взлетит до невиданных высот, а может, и выше. И конечно, после блестящей победы он должен получить столько денег, сколько Боно хватило бы на оплату государственного долга какой-нибудь развивающейся страны. Естественно, эти деньги пойдут в качестве первого взноса за огромный особняк, больше похожий на дворец, где брат и его прилежная девушка Таня будут воспитывать своего будущего отпрыска. Кроме того, Эд не преминул тактично указать на то, что в отличие от меня, пахавшей пять лет, чтобы стать актрисой и попасть на телевидение, он появится на голубом экране без малейших усилий с его стороны. Пожалуй, наши отношения с Эдом можно охарактеризовать как классический вариант детского соперничества. Конечно, я страшно завидовала его успехам, но в мои планы не входило демонстрировать свои чувства членам семьи, тем более самому Эду. К тому же он еще не знал, что я получила самую настоящую роль в фильме и в понедельник утром уезжаю на поезде в Донегол. Кто бы мог подумать – вот я, кажется, уже и приняла решение.
– Так, значит, во сколько мы прибудем в Донегол? – прокричала я, трясясь в ветхом вагоне старого поезда времен Отечественной войны, выкрашенного в жизнерадостный оранжевый цвет. Моя попытка перекрыть оглушительный стук колес не увенчалась успехом. Пожалуй, насчет стука колес я выразилась чересчур мягко. Представьте себе толпу первоклашек, одновременно кричащих своими детскими писклявыми голосами «тук-тук». Даже в этом случае пронзительность звука будет лишь слабым отражением оглушительного визга колес. На самом деле я уже начала опасаться, сможем ли мы добраться на этой рухляди хоть куда-нибудь. Однако с другой стороны, поезд совершал подобные вояжи вот уже сорок лет и никто пока не жаловался. Главное, чтобы этот день не оказался последним в его славной карьере и по пути он не развалился на части.
– Ой, посмотри, корова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110