– Приказ о моем увольнении. Перевод в Сент-Джон, вступающий в силу с первого октября. Ровно через неделю.
– Ну и что?
Несмотря на охватившую ее ярость, она заставила себя оставаться спокойной.
– Совершенно очевидно, что ты знал об этом. А теперь мне хотелось бы узнать, почему ты счел возможным очернить мою профессиональную пригодность.
Он посмотрел сначала налево, затем направо, наклонился к ней и спросил с опаской:
– О чем ты говоришь?
– Я говорю о том факте, что ты заявил доктору Шейнбергу, что я никудышный хирург, меня нужно отстранить от дела и отправить обратно в медучилище. – Ладно, пусть она слегка преувеличила. Но так было надо.
– Что? Пройдем в мой кабинет. – Он хотел взять ее под локоть, но она отдернулась, будто обожглась.
Не хватало еще, чтобы он у всех на глазах повел ее, как упрямую девчонку. Он нахмурился:
– Мы должны прояснить это, но у меня на все про все не больше пяти минут, Джози. Меня ждут больные. Давай займемся этим в кабинете.
– Тогда начинай ты, да побыстрее. – Соблазн завопить прямо в холле был велик. Но она удержалась, призвав себя к благоразумию, и вошла в кабинет.
Он последовал за ней, успокаивающе протянув к ней руки:
– Я не понимаю, что тебя так расстроило. Мы с Тимом посоветовались и решили, что для всех заинтересованных сторон будет лучше, если ты будешь переведена до того, как наши с тобой отношения станут достоянием гласности для всех. Я не говорил, что ты никудышный хирург и тебя следует отправить в медучилище. И если ходят такие слухи, значит, меня неверно поняли.
Это она неверно поняла его.
Слезы потекли по ее щекам, она яростно утерла их.
– Значит, вы с Тимом сидели у него в кабинете и решали, что будет лучше для меня? Это занятие не для слабонервных! А как Тиму стало известно, что между нами что-то было?
Он почесал подбородок.
– Судя по всему, у него есть глаза и уши. А люди говорят. У нас не было другого выбора.
– Тебя можно было перевести! – Нуда, ничего подобного никогда не могло прийти в их мужские головы. – Как вы могли проделать это со мной? Ни одного ординатора нельзя перевести без основательных причин, вроде серьезного ляпа или оглушительного провала. Теперь все будут спрашивать, что я натворила. Как вы могли такое сделать, зная, что это очень повредит мне? Еще вчера вечером… – Она на минуту утратила голос.
Хьюстон швырнул папку на стол и убрал волосы с ее лица.
– О, дорогая, ты ошибаешься, все будет совсем не так.
Когда он запечатлел поцелуй у нее на лбу, она вздрогнула. Ей захотелось, чтобы ее возмущение утихло. Пусть он убедит ее, что она заблуждается! У нее опустились плечи, она прикусила дрожащую губу.
– Я не собирался разрушать твою карьеру, я пытался помочь тебе, защитить тебя.
На какое-то мгновение она дрогнула, на нее нахлынули воспоминания о ночи, проведенной с Хьюстоном. Ей захотелось поверить ему, довериться тому, что она чувствовала в его объятиях, читала в его глазах. Но его слова подстегнули ее. Он мог называть это как угодно, но только не помощью.
– Да это все просто куча ты сам знаешь чего, Хьюстон! – Она снова помахала бумажкой перед его носом, не доверяя себе, если вдруг он надумает снова коснуться ее. – Ты просто избавляешься от меня. Прошлой ночью я перешла грань, слишком приблизилась к тебе, увидела частицу тебя подлинного да еще и совершила роковую ошибку, признавшись, что я люблю тебя. И теперь ты строишь препятствия, удаляя меня на безопасную дистанцию.
– Я этого не делаю!
«Неужели это так?» – подумал он. Нет, и еще раз нет. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы ей не пришлось платить за его ошибки. Хьюстон попытался прикоснуться к ней, утешить и успокоить ее, но она оттолкнула его.
Он оказался в полном дерьме, и знал это. Джози была в бешенстве, за которым скрывалась обнаженная боль, которую он причинил ей, и он стыдился этого.
– Я не думал, что доктор Шейнберг обвинит тебя в некомпетентности. Возможно, мне следовало поговорить сначала с тобой, но это действительно единственный выход. Как хирург за пациентов отвечаю я, а не ты. И даже если бы ни единая душа не знала о наших отношениях, нам нельзя продолжать работать вместе. Мы отвлекаем друг друга. И ты не будешь счастлива.
Он сильно подозревал, что она никогда не обретет уверенности в себе, пока он маячит перед ней в операционной.
Однако на душе у Хьюстона скребли кошки. Его извинения обернулись защитой собственной позиции, а Джози не просто разгневана. Она опустошена. Никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. И будь все проклято, но эти слезы убивали его. Он говорил ей, что рано или поздно он заставит ее плакать, что она не захочет его слушать, и вот они пришли к этому. Он не собирался причинять ей боль, но все получилось именно так.
– Да как ты смеешь говорить мне, что может сделать меня счастливой?! Ты ничего не знаешь об этом. Мне нравится хирургия, – произнесла она слабым, дрожащим голосом.
Он не представлял, как исправить ситуацию, когда сам не вполне понимал, в чем не прав, что сделал не так. Они вместе создали проблему, а потом они с Тимом приняли меры, чтобы разрешить ее. Нет, она вела себя неразумно.
Тогда он попытался сконцентрироваться на очевидном.
– Тебе ненавистна хирургия. Я наблюдал за тобой, ежедневно работая рядом вот уже три месяца. Да, тебе нравится медицина, но не хирургия. Ты занялась ею, потому что твой отец делал это, ты же сама сказала мне. Возможно, педиатрия будет лучшим выходом для тебя.
– А вот это не твое дело и не имеет никакого отношения к тому, что мы обсуждаем. То, что ты знаешь о моем отце, не дает тебе права решать за меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84