Океан был частью его жизни, и он не намерен отказываться от него.
– Нет, это случилось неподалеку от больницы, там волны и буруны лучше.
Он опустился на песок и указал на место рядом с ним. Едва она чуть пригнулась, чтобы устроиться рядом, как он внезапно потянул ее, и она оказалась у него на коленях. Джози отбросила свои маленькие грязные кеды, а он про себя решал, стащить ему самому с нее его собственную майку или наслаждаться зрелищем, как она будет снимать ее с себя.
Она обвила его шею руками, на ее лице был заметен испуг.
– Ты уверен, что стоит лезть в воду? А вдруг она все еще шляется где-нибудь поблизости? У акул ведь неограниченный радиус передвижений.
Прежде он посмеялся бы над ее страхами, но теперь что-то остановило его.
– Она же не подкрадывалась ко мне, не охотилась. Я лишь оказался на ее пути. Вероятно, она приняла меня за тюленя, ведь подошло время обеда. Откусила кусочек и поплыла дальше своей дорогой. Скорее всего это был молодой акуленок, еще неопытный охотник, и на меня напал по ошибке.
Джози положила голову ему на плечо, чуть вздрогнув.
– Охотник, надо же.
Он ничего не ответил, притянул ее поближе, пока ее голова не устроилась у него на груди. Волосы приятно щекотали его подбородок.
Легкий бриз осыпал их мельчайшими брызгами соленой воды. Ему вдруг пришло в голову, что срок пребывания Джози в Акадии ограничен и, завершив травматологическую ординатуру, она, возможно, перейдет в другую больницу. Он не мог допустить и мысли о ее отъезде, по крайней мере с момента возникновения близких отношений. Вдруг она окажется вне пределов его досягаемости? От такого предположения ему стало неуютно и больно.
Стараясь не выдать охватившего его волнения, он небрежно поинтересовался:
– И как долго у тебя еще продлится ординатура в Акадии? Ты останешься в больнице?
На минуту повисло молчание.
– Я точно еще не знаю, но вообще-то собираюсь работать где-нибудь в этих местах. Мне не хотелось бы уезжать дальше, чем миль на пятьдесят, от матери. У нее ведь только я. Я буду заниматься педиатрической травматологией и очень рассчитываю остаться здесь.
Он с облегчением поцеловал ее в затылок.
– Хорошие планы.
– Спасибо. – Ее пальчики игриво щекотали его грудь. – А как насчет тебя? Какие у тебя планы?
Черт, если бы он сам знал! Первой его мыслью было отделаться от нее, сказать, что никаких планов у него нет, кроме скорейшего выздоровления. Но Джози заслуживала лучшего. Она должна была услышать правду, да и ему нужно сказать об этом вслух.
– Скажу тебе по секрету, Джози, что мне трудно даже думать на эту тему. – Тяжело вздохнув, он невидяще смотрел в океанскую даль. – Мне трудно строить какие-либо планы, я боюсь, что большой палец никогда не будет сгибаться. И я дьявольски напуган.
У Джози на глазах выступили слезы. От жалости к Хьюстону, которого ожидало столь неопределенное будущее, и от радости, что он доверил ей самые сокровенные и тягостные мысли и чувства.
Она погладила его по груди, прижалась губами к его затылку.
– Я бы решила, что ты ненормальный, если бы ты не был напуган.
Он часто задышал.
– Я тебе тоже открою один секрет, Хьюстон. – Хранимую в глубине души тайну, в которой она до сих пор не желала признаваться даже самой себе. – Я не хочу быть хирургом. Разве это не полнейшая глупость? Я думала, что мне это на роду написано. Я собиралась решать трудные задачи, изучая рентгеновские снимки и ставя диагнозы. Мне хотелось стать врачом, пойти по стопам отца. Он умер от рака, когда мне было пятнадцать лет. И у меня было такое чувство, будто я обещала ему стать хирургом. Но сейчас я поняла, что это не для меня.
Он крепче сжал ее руку, и она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо.
– Ты знаешь, я счастливый, уверенный в себе человек, и мне нравилось учиться в мединституте. Но с тех пор как я начала проходить ординатуру, у меня появились большие сомнения на собственный счет. Мое моральное состояние просто отвратительно.
Разговор об этом заставил ее ощутить себя слабой и ранимой, но раз уж он сам признался ей в собственных душевных метаниях и страхах, то и она вывалила перед ним свои колебания.
– Ты отличный доктор, Джози, не сомневайся в этом. – Конечно, что еще он мог сказать, если она сидит у него на коленях? Но Хьюстон славился тем, что резал правду-матку в глаза. Это заставило ее почувствовать себя лучше. Она погладила его руку:
– Ничего, Хьюстон, все уладится, ты полностью вылечишься.
– А ты станешь блестящим хирургом.
Может, это были иллюзии, которыми они питали друг друга, но вот так, сидя на песке и изливая душу друг другу, они испытывали близость и успокоение. Это давало надежду, что их проблемы уладятся и утрясутся. И все будет хорошо.
Почти в шутку она сказала:
– Раз уж мы исповедуемся и делимся своими тайнами, знаешь, чего я еще очень боюсь? Мусоровозов.
Хьюстон рассмеялся:
– Мусоровозов? Почему?
– Я всегда была уверена, что они кого-то поймали и, нажимая на кнопку, вместе с мусором превращают его в прессованную плиту. Мне было очень страшно. – При одной мысли об этом она непроизвольно вздрогнула. – Я думаю, это следствие того, что «Терминатора» я посмотрела, когда мне было всего девять лет.
Он коснулся губами ее лба.
– А я боюсь отравиться едой. Это непроизвольный страх заразиться сальмонеллой.
Джози фыркнула, начиная получать кайф от ситуации.
– Когда мне было двенадцать, я на спор сперла из лавки губную помаду. Потом мне стало так нехорошо, что я вернула ее на ту же полку, всего лишь раз попользовавшись ею.
– Ты гадкая, испорченная девчонка.
Он жестом предложил встать, и она поднялась, держась руками за бедра, пяткой одной ноги стряхивая песок с другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84