К тому же я, пожалуй, побаиваюсь, что Кароль…– Что она настраивает ее против Пьера?– Да, пытается.– Что ж, все великолепно. Прежний муж и дочери с тобой дома, любовник на стороне: мечта!– Ты завидуешь?– Нет, не очень. Наверное, я бы не выдержала.
Брижитт: Я уже тоже на грани. С ума сойти можно от всех неурядиц, что свалились на меня, в то время как я чувствую себя бессильной перед ними. К этому, возможно, даже досада примешивается. Если я наконец сделаю выбор, ситуация разрешится: или Пьер, или Альбер пострадают немного, зато перестанут бояться – один того, что это кончится, другой того, что это не кончится никогда.
– Я делаю все, что в моих силах, надеясь спасти то, что еще возможно спасти: приглушаю печаль Альбера, опасения Пьера, много внимания уделяю Летисии – я уже не надеялась, что она сможет быть так счастлива. Я радуюсь их взаимной приветливости, их смеху, их отличному настроению, тому, как они дружно осуждают это ничтожество Александру, и я говорю себе, что сделаю все для ее счастья, ведь мое счастье не идет в счет или, скорее, оно зависит от ее счастья. О себе я не думаю.– Жертвоприношение. Решительное слово идеальной матери. Я думала, в наши дни это уже вышло из моды. Выходит, нет! Ты живое подтверждение, тому!– Ты смеешься надо мной…– Да нет, не сказала бы. Ты знаешь, я видывала сорокалетних женщин, которые в одиночку растят своих малышей, бегом мчатся с работы, чтобы забрать младенца из яслей, проверить уроки у старших, приготовить обед, выслушать рассказ о футболе или о сплетнице подружке, а вечером, без сил, на десять минут прилечь возле своей ребятни. В субботу – рынок и уборка, в воскресенье они отправляются куда-нибудь со своими дорогими чадами, заглаживая свою вину, что слишком мало уделяют им внимания на неделе. А что у них на душе? Заведи любовника, советуют им приятельницы. Но когда, но как? Где его найти, как его удержать? Кто придумает способ наслаждаться жизнью, не ущемляя интересы детей? И у них опускаются руки.– Как можно их упрекать в этом, Женевьева? Как, по-твоему, они должны жить иначе?– Никто их не упрекает, но почему не сожалеть об этом, не искать выхода?– Потому что не существует никакого чудо-выхода. Просто маленькие сделки с жизнью.– Ты вгоняешь в депрессию, дорогая Брижитт.– Действительность не всегда приятна.– А почему твоя действительность может быть только такой?– Потому что я ее вижу.– Право, тебе не хватает умения посмотреть со стороны.– А тебе – опыта.– Мы сердимся?– Дуреха! Конечно, нет. Но ты действуешь мне на нервы.– Почему же только замужние женщины, по-твоему, способны понять человеческую душу?– Я этого не сказала.– Но почти. С вашими беременностями, с вашими скорбями, с вашими уставшими ворчащими мужьями вы даже мысли допустить не можете, что мы тоже, возможно, в состоянии понимать, что такое ребенок, супружеская жизнь, мужчина.– Как вы не можете допустить, что мы иногда страдаем от одиночества, одиночества в кругу семьи. Каждая говорит, опираясь на собственный опыт, которым она в конечном счете достаточно гордится, чтобы советовать другим, даже если сама горько сетовала па судьбу всего две недели назад. Когда ненавидишь свою жизнь, нет ничего лучше, как встретить кого-то, кто прошел другой дорогой, и пожалеть его. Но вдруг приходишь к убеждению, что одиноким ты был бы гораздо счастливее.– Ты преувеличиваешь, Брижитт.– Ты никогда не думала, что, может быть, и мне надо было остаться одинокой?– Вот как! Но ты тысячу раз толкала меня к замужеству!– Я допускаю, что есть люди, которые привыкают ко всему, есть такие, кто не привыкает ни к чему, и есть такие, кто превозмогает невзгоды, принимая в расчет все.– Если я правильно понимаю, ты жертвуешь Альбером ради Летисии. И это ты называешь «принимать в расчет»?– Право, ничего ты не понимаешь.– Так оно и есть. Мне жаль. ШАМПАНСКОЕ – Что за фильм, Летисия?– Кассета.– Наша запись?– Нет, это папа записал для нас в видеоклубе на улице Леригё. Класс, да?– О да! Скажи, а ты не могла бы вынуть посуду из посудомойки?– Не беспокойся, все уже сделано.– О, спасибо, дорогая!– Это не я, а папа.– Твой отец! А где он, не знаешь?
Брижитт: Он достал посуду из машины! Я сплю! Какую дурную новость он еще преподнесет мне? За двадцать лет совместной жизни он ни разу не проявил подобной инициативы!
– Он скоро должен вернуться. Там для тебя записка, на холодильнике.
Брижитт: Только посмотрите на эту записку: «Мои цыпочки, ужином занимаюсь я, ничего не трогайте. До встречи!» Да, можно сказать, он изменил стиль… Что он там стряпает?
– Добрый вечер!– Ах, ты меня испугал!– Я выходил купить хлеба. Ты выглядишь усталой. Слушала автоответчик? Там сообщение от Нану.– Теперь ты уже слушаешь мой автоответчик?
Ерижитт: Но что он делает, сидя целый день дома?
– Ты забыла его отключить, и когда я услышал голос Нану, снял трубку. Я не знал, как он у тебя отключается, и он записал начало нашего разговора.
Ерижитт: Подозреваю, что Анн позвонила днем домой именно потому, что хотела поговорить с ним. Иначе она позвонила бы мне в бутик.
– Так расскажи вкратце.– Восьмого марта, Руасси, восемнадцать тридцать семь.– Ты доволен?– А ты нет?– Конечно, да.– Тогда отпразднуем это! Шампанское для моих женщин!– Папа, да ты просто душка!– Как, я думал, ты у телика. Добрый вечер, дочка! Бутылка на холодке. Как, будем ждать Кароль или откроем?– Она должна прийти?– Я позвонил ей и пригласил.– Вы мне дадите минутку навести красоту?– Ждем.
Брижитт: Ах, как неприятно! Чем он любезнее, тем хуже! Когда он был болен, то был таким несносным, что казалось, это долго не продлится. Но вот он поправился, и стало совсем отвратительно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39