— У меня нет будущего. И, пожалуйста, не возвращайтесь к этому. " — Зинаида Павловна! Друг мой! Да у вас еще именно все в будущем! — запел Валерий Михайлович. — Да вы…— Вот, — возник откуда-то писатель Федор с несколькими листочками в руках, — окончание рассказика.— Поздно, Федя, — как бы даже сожалея, сказал Валерий Михайлович. — Работа редактора не по мне. Так уж получилось. Мы теперь в управлении торговли трудимся.— Да разве я из-за того, что вы редактор?— Был, был, а теперь нет.— Я ведь из самых дружеских чувств. Я помочь хотел вам с вашими вещами. Чтобы человеком вы себя чувствовали, а не вешалкой для костюмов. — Писатель Федор еще иногда покачивался, но уже гораздо меньше и осмысленнее и очень часто даже в такт толчкам вагона.— Ерунда все это, — наставительно сказал Валерий Михайлович. — Ерунда и самовнушение. Сосите свою водочку и не лезьте в дела, в которых ни черта не смыслите!— Это уж слишком, — сказал я. — Зачем вы с ним так? Человек ведь помочь хотел. А если не нужна вам эта помощь, так откажитесь вежливо. Ведь человек перед вами!— Как же, как же, — сказал Валерий Михайлович. — Вижу. Но не нужна мне помощь неудавшегося писателя Федора, и пусть он катится, вежливо говорю, к черту!Писатель Федор посмотрел на него странным взглядом. Я было подумал, что сейчас снова начнется шум. Но писатель только сказал:— Я вас прощаю, уважаемый Валерий Михайлович.— Ха-ха-ха! — расхохотался тот. — Вы посмотрите только, он меня прощает!— Я бы не сделал этого, — сказал я. — Я бы с вами не так поговорил!— Это ничего, — сказал Федор. — Это пустяки. Возьмите вот, будет желание — прочтете. Тут немного. Совсем немного.— Спасибо, Федор, — сказал я. — Я обязательно прочту.— А вот в конец списка! — с угрозой сказал Валерий Михайлович. — К самому закрытию! Когда уже ничего и не останется!— Да ведь мне это ни к чему, — отозвался Федор, повернулся и пошел в свое купе.— Я не хочу иметь с вами дела, — сказал Степан Матвеевич и сел на свое место, отвернувшись к окну.— Пойду подышу. — И Иван двинулся в конец коридора.— И я, пожалуй, — сказал я.— Так вас на какую очередь записать, Артюша? — спросил Валерий Михайлович. — Хотите на третью?— Ничего я не хочу, — ответил я.— Очень и очень напрасно. В вашем теперешнем положении я бы не стал пренебрегать хорошими возможностями.— Да о чем вы тут все время? — спросил я. — Чем это вас так взвинтил чемодан?— Я боюсь, — сказала Тося.— Не бойтесь, — попросил я. Я бы сказал ей и еще что-то, но вот только не знал, нужно ли ей это. Я имел в виду Ивана. Вот уж с тем-то ей бы никогда не стало страшно.— А чемодан сдадим в Марграде, — пообещал я.— Нет уж! — взвился Семен. — Личная, так сказать, соб…— Чемодан мы никому не отдадим, — просто сказал Валерий Михайлович. — И точка. Да вы и сами не захотите, когда узнаете. 20 — Что же это? — спросил я, хотя мне надо было идти, но не хотелось оставлять двух испуганных женщин. Да что мне, собственно, до них? Одна со своим мужем, другая тоже себя в обиду не даст. Да и Степан Матвеевич сидит, хоть отвернулся, хоть и бьется наверняка над своими надуманными проблемами, а все равно потихонечку бдит, чтобы не смели эти два типа хамить женщинам или еще кому.— Снизойдите до того, чтобы нагнуться. Оно, впрочем, и необязательно нагибаться. Но все же. Хотя можно обратить внимание и издали. Ну и что вы перед собой видите?Я невольно нагнулся. Макет Марградского универмага был сделан удивительно точно, потрясающе точно. Я даже заметил стекло, треснувшее и скрепленное деревянной накладкой.— Приглядитесь, приглядитесь, может, что и увидите, — сказал Валерий Михайлович.— Да, действительно. Эту деревянную накладку я помню. Не далее как десять дней назад ее видел.— Да только ли в накладке дело? Неверие-то свое, неверие откиньте. Вы ведь заранее уверены, что этого не может быть.— Чего? — спросил я и тут же увидел, остолбенел, молнией пронеслось: да как же я раньше-то этого не заметил? Ведь в глаза, в глаза бросается.— Ну что? — спросил Валерий Михайлович.Ответить я ему ничего не смог, потому что в нем, в этом макете (через стекло все было отчетливо видно), ходили люди, маленькие, не больше мизинца, что-то говорили, покупали, смотрели, требовали, просто стояли, ждали. Это были самые настоящие люди, только уменьшенные в размерах. Так вот в чем дело! Никакой это был не макет! Это было что-то другое. Но что, я все еще не знал.Наверное, какое-то восклицание вырвалось у меня, потому что вдруг рядом с моим лицом оказались лица Тоси и Зинаиды Павловны.— Милочка ты моя! — только и сказала Зинаида Павловна.А Тося ничего не сказала, даже свое вечное «ах, как это интересно!».— Понимаете теперь? — спросил Валерий Михайлович.— Ничего не понимаю, — ответил я. — Невозможная вещь!— Ха-ха! Очень даже возможная. Я об этом универмаге давно слышал, да все не особенно верил. А вот теперь как увидел, так и подумал, что эту игрушечку нельзя из рук выпускать.— Я первый, — робко напомнил Семен.— Извольте, извольте. Вы первый и есть. Я второй. Зинаида Павловна, как женщине вам говорю, хотите быть третьей?— Ах, оставьте меня! Ни третьей, ни сто третьей не хочу быть. Да и детей надо идти посмотреть. Жарко-то как для детей. Ведь мучаются, бедняжки. И вентиляция, как назло, не работает. Пропустите, милочка.Это относилось к Тосе, которая как-то непонятно, неестественно посторонилась. Зинаида Павловна пошла по коридору.— Дура! — убежденно сказал Семен.— Семка, — тихо прошептала Тося, но от этого шепота даже у меня мороз по спине прошел. А вот Семен сейчас, видно, был защищен какой-то непробиваемой броней. Он и на жену-то свою никакого внимания не обращал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70