Я не хотел этого.
Я изгнал ее не только из своего бытия, но из окружающего меня мира. Флоранс больше не существовала на этом свете: существовал только я и моя неистовость.
Девицы менялись – и каждый вечер у меня была новая. Одни – обычные и вульгарные. Другие могли претендовать на восхищение. Но, разумеется, даже самая красивая не могла и приближенно сравниться с Флоранс ни совершенством черт и тела, ни диким и изобретательным стремлением к удовольствию. И все же в моих глазах они имели больше преимуществ, чем метиска.
Потребность в новом, пошлое тщеславие ночных побед недостаточны для того, чтобы объяснить эту игру, в которой я сам себя обманывал.
Несомненно, что если бы Флоранс сохранила для меня некоторую загадку, она удержала бы меня дольше, – а под загадкой я понимаю ту одежду, ту маску, вечно ложную, вечно искусственную и придуманную, в которую наше воображение одевает женщин, к которым оно стремится.
Если бы Флоранс на самом деле была любовницей сэра Арчибальда, если бы, как я предполагал, до того как узнал настоящую суть, непонятные обязательства, единство порока и крови связывали ее с Ван Беком, если бы, отдавшись, она сохранила ко мне невозмутимость идола, я продолжал бы находить ее привлекательной и достойной моих хлопот.
Но она даровала мне свою любовь так непосредственно! Ее нетронутое тело отдалось мне так легко! Ничего больше неясного, смутного, преступного не веяло вокруг этого лица, так неожиданно обнаженного. Чистота совсем нового сердца, цветок до сих пор чистой плоти, сияние существа, стоящего на пороге жизни, все это – что, несомненно, и есть истинная загадочность – все это казалось мне тогда бесполезным.
Что было мне нужно, – я хорошо понимаю, – так это плохая литература.
А таким товаром девицы из ночных заведений и дамы из общества торговали умело.
XVI
Однажды вечером тем не менее их помощь ускользнула.
Я уже не помню, почему жена одного американского экспортера не могла провести со мной ночь у себя дома, как это было условлено. То ли муж ее вернулся из путешествия по Китаю раньше, чем она ожидала, то ли прибытие английской канонерки, капитан которой был очень молод и красив, стали главной причиной этого неожиданного отказа? Впрочем, неважно.
Итак, я вынужден был попытать счастья в ночных заведениях. Но из одного из них я бежал, так как там был Боб: молчаливый договор заставлял уступать место прибывшему первым. В другом я уже знал всех поголовно, в третьем все девочки были заняты. В последнем я уже оказался слишком пьян и мои буйные выходки испугали всех вплоть до русских девиц, обслуживающих бар, которые, к слову сказать, привыкли к развязным мужчинам.
Но мне было необходимо общество женщины. Алкоголь разжигал эту потребность.
Не имея никого в своем распоряжении, я вспомнил о Флоранс.
В то время как нанятый автомобиль вез меня к набережной реки, к отелю, в котором жили метиска и сэр Арчибальд, я вспомнил о боязливых предостережениях, сэра Арчибальда. Я даже вспомнил его слова: „Ван Бек хочет проверить. Он не тот человек, который покупает вслепую".
Но если память моя была в порядке, то до меня не доходило, что эти слова должны были бы удержать меня.
„Поскольку приходится выслушивать болтунов и трусов, – сказал я себе, – становишься похожим на них!"
Это была единственная мысль, на которую оказалась способна моя помутившаяся от опьянения голова.
Однако верное объяснение нетрудно было найти.
Пока я не испытывал никакого желания увидеть Флоранс, опасение ее отца я считал разумным. Оно показалось мне абсурдным с той минуты, как вследствие неудачной охоты метиска стала для меня необходимой компенсацией.
„Ван Бек… Ван Бек…" – шептал я, пожимая плечами.
Я был уже в том состоянии, когда, жестикулируя, разговариваешь сам с собой.
„Ван Бек все же не китайский император! И даже китайский император не сможет мне помешать закончить эту ночь с Флоранс! Она меня любит, и слишком долго я оставлял ее без внимания".
Чем больше приближался я к цели своей поездки, тем больше забывал, что ехал к метиске, не сумев найти другую женщину, и тем больше я ее хотел.
Радость, которую она испытает от моего ночного визита, – в этом я был уверен, – гарантия оказаться в кровати, где меня ожидает, я знал, несравненное тело, доверчивое и сладострастное одновременно, обещание сильного и разделенного наслаждения, – все это вызывало у меня совершенно новую, обновленную страсть к Флоранс.
В особо циничном состоянии мы с Бобом называли подобное обновление „возгорание пламени". Но опьянение лишало меня всякой способности к иронии и, напротив, придавало живую искренность каждому моему внутреннему порыву.
В „Астор-хаус" вошел пылкий любовник.
Было четыре часа утра. В просторном холле царили полумрак и тишина.
Ночной портье подремывал за стойкой. Я разбудил его тумаком. Он поднял ко мне старое, умное, помятое лицо, на котором желтая кровь оставила свой след.
– Проводи меня в квартиру сэра Хьюма, – потребовал я.
Метис, взглянув на окошко с ключами, ответил:
– Сэр Арчибальд не вернулся, господин.
– Проводи меня в квартиру сэра Арчибальда! – повторил я.
– Но я же только что сказал господину…
Портье внезапно замолчал и с неподражаемой улыбкой заговорщика, которая расцветает только на губах мужчин Дальнего Востока, прошептал:
– Как я должен доложить мисс?
– Никак. Это сюрприз!
Старый метис поморгал минуту своими старческими глазками, потом со сдержанной решимостью сказал:
– Я не могу, господин. Надо докладывать.
Я не мог ждать. Я был пьян. Каждая минута, проведенная без Флоранс, казалась мне преступлением против самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46