– Сколько же времени мы вас не видели, – сказал Англарес любезно и немного церемонно.
– Я болел.
– Не слишком серьезно?
– Как видите.
Дискуссия возобновилась на том месте, где я ее прервал. Художник Владислав защищал точку зрения ультралевых, а Шеневи выдвигал против него точку зрения также ультралевых; они ожесточенно спорили. Я послушал их с минуту, но, абсолютно не проникшись интересом к их узкополитическим страстям, спросил у Англареса, где сейчас живет Венсан Н., желая вместе с тем узнать его судьбу: оказалось, что пока еще он был «нашим», поскольку мне тут же дали его адрес. Я продолжал:
– А воссоединение, к которому вы приступали? Англарес улыбнулся:
– Собственно говоря, воссоединения не произошло, – сказал он, – но достигнутые результаты великолепны. Он добавил, понизив голос:
– Группа Сальтона распалась, вы видите: Владислав среди нас.
Последний в этот момент заявил:
– Мы должны совершать революцию при помощи самых радикальных инфрапсихических средств и сражаться с буржуа самым отвратительным для них оружием – экскрементами.
– Нужно скатиться в грязь и вдохнуть воздух преступления, – заявил один из неофитов.
– И не забудем в этой борьбе о мощном оружии – раннем безумии, – сказал какой-то человечек, съежившийся, как куколка насекомого или как что-то подобное.
Англарес сообщил мне, что это В., бывший «единый ничегонеделатель».
– Мы никогда не совершим революцию, если не сможем искусно околдовать целиком всю буржуазию, – промолвила еще какая-то личность с самым безразличным видом.
– Это У., – шепнул мне Вашоль, – он перешел к нам от «спиритов-инкубофилов».
Я понял, что Англарес благодаря своему маневру насобирал «учеников» почти отовсюду; я говорю: «учеников», хотя на этот момент у них вроде бы имелись идеи (?) – свои, личные. Поскольку Англарес, как мне показалось, был расположен поболтать со мной, я потихоньку сообщил ему, что собираюсь жениться. Он вздрогнул. Услышавший мои слова Вашоль сморщил нос.
– Вы собираетесь жениться? – сказал Англарес самым презрительным тоном.
Я воздержался от объяснений причины моего поступка. Вместо этого сказал:
– Саксель будет моим свидетелем.
Он схватился за пенсне и водрузил его на нос. Он сверлил меня взглядом, демонстрируя безусловные успехи в магнетизме.
– Вы смеетесь надо мной, Трави.
У него был очень красивый голос: глубокий, переливчатый, полнозвучный. – Почему же? – сказал я.
Он не ответил, стараясь прийти в себя. Вмешался Вашоль:
– Он не в курсе.
– Не в курсе чего? – спросил я.
– Как, – вскричал Англарес, – вы не в курсе?
– Но о чем речь?
Шеневи в свою очередь счел необходимым вставить слово:
– Саксель – мерзавец, мы его выставили вон!
– Надо показать ему нашу листовку, – сказал Вашоль.
Кто-то протянул мне листовку. Я внимательно перечитал ее; там, может быть, не было ни одной ошибки, но все было представлено в ложном свете.
– Надо же, и моя подпись, – заметил я.
– Вы разве не член нашей группы? – моментально парировал Вашоль.
– Какие у вас могут быть возражения? – спросил Шеневи.
Они, казалось, недовольны тем, что я удивляюсь, увидев свою подпись под текстом, которого не читал.
– Может быть, вы сохранили какие-то дружеские чувства к Сакселю, – сказал Англарес, – но поймите, что всякая дружба должна быть забыта, когда под вопросом нравственность. Мы должны оставаться чистыми, и мы останемся чистыми.
Его соратники молчали, возвеличенные этой похвальной речью. Он же поправил прическу ловким движением головы и пронзил взглядом ни в чем не повинный графин с водой. «Поза», – подумал я. Я счел бесполезным говорить даже о том, что мне не из чего выбирать, предоставляя ему победоносно мутить воду. Я положил несколько франков на свое блюдце и встал. К чему тратить слова на глухих? Я ушел, ровным счетом ничего не сказав. Я не жалел о своей небольшой проверке: найдутся ли здесь «независимые» люди?
А Венсан? Как-то он меня встретит? Поставил ли он свою подпись под этим отлучением? Я никак не мог вспомнить. Если он не подписался, мог ли Англарес спокойно произносить его имя? Я зашел в маленький магазинчик и написал ему почтовую открытку. Назначил встречу на следующий день. Он пришел.
– Ну, выздоровели?
– Вы знали, что я болел?
– Заходил пару раз к вам в гостиницу; мне сказали, что у вас «плохой» грипп. Собирался сегодня или завтра написать вам. Что нового?
Я ответил по привычке:
– Ничего.
Потом продолжил:
– В общем, я больше не увижу Сакселя и больше не пойду на площадь Республики.
– Понятно.
– Вы в курсе дела?
– Я подозревал, что все так случится. Саксель увидел вашу подпись и рассердился. Вы увидели свою подпись и рассердились.
– Именно.
– Обычный случай. Я сотни раз встречался с такими фокусами.
– Но вы, вы подписали эту бумагу?
– Так же, как и вы. Но подобные вещи случаются со мной в последний раз. Меня утомляют все эти истории, утомляют и вызывают отвращение.
– Вообще-то, я пришел не для того, чтобы выяснять все это, но чтобы попросить вас об одном одолжении: взять на себя очень нудную формальность.
– Какую же?
– Быть свидетелем на моей свадьбе.
– Формальность очень нудную или очень странную?
– Нет-нет, я не шучу: речь идет о чрезвычайно простом деле.
– Вы действительно женитесь?
– Вас это так удивляет?
– Откровенно говоря, да. В любом случае можете на меня рассчитывать.
– Спасибо. Я не слишком надоел вам с этой историей?
Я чуть было не раскрыл ему причину этого брака, который его так удивил, но отказался от этой мысли, не желая показать, что я вроде бы извиняюсь за такой странный поступок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36