– И ты будешь там работать допоздна? – быстро спросила Эстер.
– Только по уик-эндам.
– И как поздно? – спросил Эйб. Маккензи пожала плечами:
– Не знаю. Может быть, до двух, до половины третьего…
Эстер вздохнула:
– И ты будешь ходить по улицам Гринвич-Виллидж в половине третьего ночи?
– Забудьте об этом, юная леди, – Эйб поднялся над столом, – потому что я этого не хочу.
– Слишком поздно – я уже дала согласие, – весело сказала Маккензи. – Во вторник я начинаю.
– Да? – заревел Эйб. – Так я скажу, что выгоню тебя из дома, если ты осуществишь этот коктейльный план!
– Эйб! – закричала Эстер. – Ты никогда не вышвырнешь свою плоть и кровь из ее собственного дома!
– Конечно, вышвырну, если она не будет подчиняться моим правилам! Может быть, тогда у нас воцарится какое-то спокойствие здесь.
– Ты хочешь спокойствия? – Маккензи встала из-за стола, откинув руку матери. – Я предоставлю его тебе прямо сейчас.
Она слышала, как Эйб кричал «Скатертью дорожка!», а ее братья хохотали, когда она убегала в свою комнату. Разъяренная, она стала упаковывать свои вещи, еще остававшиеся в доме. Робкий, тихий стук, который она чуть позже услышала, без сомнения, принадлежал матери.
– Заходи, – произнесла она недовольным голосом.
– Дорогая! – Эстер медленно вошла в комнату и осторожно закрыла за собой дверь. – Извинись перед отцом. Забудь эту идею быть официанткой и начни помогать в магазине твоему отцу.
Маккензи покачала головой.
– Мне нравится эта работа! И там безопасное заведение. Не о чем волноваться, мама.
Эстер присела на кровать, со страхом взирая на дочь.
– Ты такая умная девочка, дорогая. Ну что такой девушке, как ты, делать в баре? Вспомни, как ты воображала, что ты дочь Глории Вандербильд. Ты полагаешь, она могла бы работать в баре?
– Ах, мама. – Маккензи присела рядом с нею и обняла за плечи, родную и любимую. Но было невозможно объяснить матери свою жизнь. Никто в семье никогда не понимал ее. Она поцеловала мать, сказала ей: – Спокойной ночи, – и выпроводила за дверь. Потом упаковала вещи, выждала, когда все разошлись по своим комнатам, и покинула квартиру, унеся с собой небольшой чемодан и две блумингдейловские сумки.
Некоторое время она стояла в нерешительности на Гранд-Коркос, взирая на уродливое здание. «Жизнь посредственностей, – подумала она. – Я не желаю больше ни на миг оставаться пленницей! Я должна сама строить свою жизнь! Единственное затруднение, – призналась она себе, тяжело дыша и опуская на землю громоздкие сумки, – что, черт побери, я не знаю, куда мне деваться!» У нее не было богатого выбора. Единственным местом, где девушка могла рассчитывать, что ее примут, был Виллидж, там беглецы из дома – обычное явление. День или два она сможет остаться у Элистера, а что дальше? Она пожала плечами: что-нибудь подвернется. Потом подняла свои сумки и направилась к метро.
Говард Остин с осторожностью приближался к дому Корал. Такое случается порой, сказал он себе, пересекая город: вспыхнуло пламя чувств, или пришло раскаяние. Ничего более серьезного. И он определенно не должен ей больше доверять. Но ему нужно составить план, схему, разработать какую-то программу, как завоевать Корал. Если ее карьера так важна для нее, может быть, он сумеет предложить ей новую.
В своей квартире Корал выкурила уже второй джойнт и налила полный бокал пенящегося белого вина. Потом освежила косметику на лице. О Господи, она будет рада его приходу. Она зажгла несколько свечей, потом встала обнаженная перед зеркалом в холле и слегка тронула губной помадой соски – прием, которому Корал научила художница по макияжу.
Снизу позвонил привратник:
– К вам мистер Остин.
– Пусть войдет, – отрывисто сказала Корал.
Его стук в дверь был едва слышен. Она отворила и пригласила его войти. Он изумленно уставился на ее обнаженное тело:
– Извини, может, я пришел слишком рано?
Его волосы стали длиннее, загар побледнел, но он был так же красив, как раньше.
– Нет. – Она обвилась вокруг него, прижалась к его груди, скрытой под блейзером, охватив с обеих сторон своими ногами его сильные ноги в серых брюках.
– Тебе понравились рисунки Колина? – прошептала она ему на ухо, облизывая легкими прикосновениями языка мочку его уха.
– М-м. – Его грудной голос пронзил ее, заставил задрожать. – У меня разные реакции…
– Сегодня вечером меня интересует только одна реакция, – проговорила она, дрожащей рукой коснувшись его груди под блейзером. Она нащупала его тело сквозь тонкую фланель, потом ее рука спустилась ниже, заиграла там, пока она не почувствовала, что его член встал под ее рукой, а сам он не застонал у нее над ухом. Его рука тоже уже находилась между ее обнаженных ног, нежно теребила ее там, потом его пальцы скользнули внутрь лона и вынудили ее часто задышать.
– Полегче… – она отстранилась от него, – я не хочу суеты…
Она опустилась перед ним на колени и быстро расстегнула молнию на его брюках. Он задохнулся, когда она извлекла его член из одежды, поцеловала его, потом взяла головку между губ и начала вылизывать языком самые чувствительные точки. Он наклонился, взял в ладони ее маленькие груди, и стал теребить пальцами соски, пока они не набрякли и не отвердели, а тогда, зажав между указательными и большими пальцами, стал ласкать их еще более интенсивно. Она опустила его брюки до пола, терлась лицом о волосы на его теле, сжимая ему ягодицы. Потом он отвел ее в спальню, где на проигрывателе вертелась пластинка какой-то итальянской поп-группы, исполнявшей романтическую песню. Подрагивали огоньки свечей, распространяя заманчивый аромат;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175