В глазок я увидела грустные серые глаза мистера Сливики с красными веками. Я открыла дверь, вышла и поблагодарила его. Я сказала ему, что все в порядке. Он сделал мне знак, подняв большой палец кверху, и пошел восвояси. Ноготь его большого пальца был покрыт розовой помадой.
Я ненадолго задержалась, прежде чем вернуться в гостиную. Мне нужна была пауза. Я знала, что делать.
Когда я вернулась, Ник стоял у окна и смотрел, как удаляется мистер Сливики.
– Это ты попросила его прийти? – спросил Ник, поворачиваясь ко мне.
Я кивнула головой, чувствуя себя в полной безопасности.
– Ты что, испугалась, что я причиню тебе какой-то вред?
– Я не знала, чего ждать.
Его подбородок задрожал, и когда он раскрыл рот, чтобы ответить, его нижняя губа нервно задвигалась.
– Я никогда не причиню тебе никакого вреда.
– Садитесь, – сказала я.
Ник придвинул к себе ближайший стул и уселся.
– Ник, – сказала я, – я должна защитить вас от ваших чувств. Я должна защищать себя. Наши сеансы зашли в тупик, и мы ничего не можем с этим поделать. Я полагаю, вам требуется интенсивное лечение у другого врача, и больница – самое лучшее место для этого.
Он положил руки на стол и уронил на них голову. Немного погодя, он сказал:
– Боже, я ощущаю себя таким дерьмом.
– Извините. Вы знаете, что вам не следовало сюда приходить. Это лишь подтвердило, с какими проблемами мы столкнулись. Так продолжаться не может. Пожалуйста, позвольте мне передать вас другому врачу, который сможет привести вас в порядок.
Он опустил голову в ладони и заплакал.
– Я не могу в это поверить. Сумасшедший дом.
– Ник! Вы представляете себе хорошую больницу? Я говорю о городском госпитале. Это прекрасное место, и вы проведете там всего несколько недель.
Он покачал головой.
– Нет. Нет. Мне этого не нужно. Я сам могу о себе позаботиться.
Я сидела рядом с ним, пока он не перестал плакать. Когда он наконец взял себя в руки, он поднял голову и сказал как что-то само собой разумеющееся:
– Итак, между нами все кончено.
– Да. – Я молилась, чтобы между нами все действительно было кончено.
Он встал и пожал мне руку.
– О'кей, док. Ты победила. Но только не больница. Я просто позвоню тебе во вторник, и мы поговорим о другом враче.
– Хорошо, – ответила я, полная уверенности, что он сможет совладать с собой. «Как все оказалось просто! – подумала я, когда он ушел. – Почему я не сделала этого раньше?»
Я позвонила Умберто, чтобы сообщить ему радостное известие, которое должно было снова сблизить нас. Я вкратце пересказала все Вэл, которая заменяла меня в эти выходные. Через час я оставила Франка в собачьем питомнике и улетела в Орегон. У меня было такое чувство, будто гора свалилась с моих плеч.
40
Бендонское побережье оказалось целебным и успокаивающим местом для такой неудачницы, какой я себя ощущала. В субботу я совершила долгую прогулку по пляжу и даже посидела в моем любимом гроте, наблюдая за восходом луны.
В воскресение на закате мы с отцом взяли у соседей лошадей и поскакали по побережью. Отец казался мне олицетворением моего детства. Его волосы были зачесаны назад. Плотно сбитый, он все еще был подтянутым и легко сидел в седле. Верхом на лошади он нравился мне больше всего. Он был сильным и уверенным в себе.
Когда мы повернули к дому, солнечные лучи уже окрасили вершины холмов и заиграли на воде. Я вспомнила другое, давнее утро. Тогда, тоже на рассвете, мой дядюшка Силки скакал впереди, отец за ним на гнедом жеребце, и я на моем пони. Силки пустил свою лошадь галопом, а отец, крикнув мне, чтобы я оставалась, устремился за ним во весь опор, низко пригнувшись к шее своего коня.
Я подождала немного, пока копыта моего пони не стали вязнуть в песке. Я знала, что мое место в этой дикой скачке вместе с ними. Я не собиралась отставать. Я крикнула «но!» своему пони, стукнула его маленькими ножками по бокам и галопом устремилась за ними. У меня захватывало дыхание, и встречный ветер трепал мои волосы.
Когда Силки и папа достигли финишной черты, они обернулись и увидели, что я мчусь им навстречу, мой жакет развевается у меня за спиной, маленькие ручки сжимают поводья. Я мчалась навстречу любви, навстречу радости.
Когда мы с отцом расседлали и вычистили лошадей я спросила:
– Ты слышал что-нибудь о Силки?
Лицо отца помрачнело.
– Открытка от него пришла. Он женился на какой-то молоденькой штучке из Нового Орлеана. Работает инструктором по рыбной ловле.
– А ты когда-нибудь писал ему или звонил?
– Нет. У меня нет ни номера, ни адреса.
Я понимала, что следует прекратить расспросы. А еще я знала, что Силки много раз присылал и свой адрес, и свой номер телефона.
Он был моложе моего отца на десять лет, и когда я была маленькой, он жил с нами, чтобы легче было платить за аренду. По-настоящему его звали Эверт, но они называли его Силки, потому что его подача была очень мягкой. Он мог бросить мяч так, что никто бы и не подумал, что в последний момент он вдруг изменит направление.
В тот год, когда мне было восемь лет, Силки так удачно выступил за команду Ассоциации Анонимных Алкоголиков, что его перевели в Национальную лигу и направили в Канзас-сити. Думаю, что мой отец, никогда не достигавший особых высот, не ожидал, что младший брат обойдет его. Они поссорились, отец стал больше выпивать и подолгу засиживаться за игрой в покер. Веселье ушло из нашего дома, как снег весной.
В субботу вечером мне приснилось, что мы с мамой попали под поезд, когда ехали на машине. Она широко и зловеще улыбнулась, сказав «прорвемся», а когда черная масса стала накрывать нас, лицо матери превратилось в лицо Ника, и я проснулась в холодном поту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114