Он рассказал, какое тяжелое детство выпало самому отцу, и упомянул, что перед смертью его старик сделался сентиментальным и одиноким человеком.
Со временем Ник все чаще и чаще начал заговаривать о Кенди. Говорил, что часто засыпал в ее объятиях, он намекал на их сексуальные контакты. Наконец, рассказал мне все откровенно.
Нику было девять лет. Его отец работал в ночную смену. На следующий день у Ника должна была быть контрольная по математике, и от волнения он снова написал в постель. Кенди помогла ему выстирать простыни. Она вытерла ему слезы и дала попробовать несколько глотков своего «Джим Бима».
– Иди спать ко мне, – сказала она.
На ней была лишь тоненькая ночная рубашка, и когда она шла по комнате, Ник мог разглядеть под прозрачной тканью ее обнаженное тело. Ему захотелось прикоснуться к ней. Он хотел соединиться с ней, как это делали соседские собаки, остававшиеся спаренными, пока кто-нибудь не обольет их водой.
Лежа в постели, она позволила ему сосать свою грудь. В ту же ночь она взяла рукой его член, и он впервые в жизни испытал оргазм. После этого случая он стал испытывать наиболее сильные оргазмы в темноте, когда женщина мастурбировала его член, а он лежал с подушкой На лице. Чувство вины, удушья и восторга наложили некую эротическую печать на его психику.
После того, как Ник рассказал мне все это, я два раза подряд, приходя утром на работу, обнаруживала свой кабинет не запертым. Я докладывала об этом менеджеру, и мы вместе осматривали кабинет.
Ни разу ничего не исчезло. Рисунки висели на местах, портативный магнитофон лежал там, где я его оставляла накануне, маленькие стеклянные слоники были нетронуты. Менеджер пожимал плечами и говорил:
– Должно быть, сторож забыл его запереть.
Позже, зайдя в регистрационный кабинет за карточкой больного, я обнаружила, что он тоже не заперт. Машинально я отыскала историю болезни Ника. Все ее страницы были перепутаны.
– Черт бы его побрал! – произнесла я вслух.
Я назначила еще одну встречу с Захарией, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.
– Этот парень весьма хитер! – сказал он. – Он знает, что вы несете персональную ответственность за свой архив. Поэтому, если вы вздумаете обвинить его во взломе, он может возмутиться по поводу того, что вы халатно отнеслись к защите его личных интересов.
– Я рада, что вы понимаете, с чем мне приходится иметь дело. У меня достаточно опыта, но ничего подобного раньше не бывало. Как вы считаете, мне следует продемонстрировать ему свое возмущение?
– Нет. Я задокументирую все, что произошло, и отнесу его карточку домой или положу ее в ваш сейф, если он конечно у вас имеется.
– А если он придет ее искать?
– А что он может найти в ней особенного в этот раз?
– В основном информацию, касающуюся страховки, и записи о его поведении, но в них не содержится каких-то уж слишком личных сведений.
– Тогда я не думаю, что он снова начнет ее искать. В тот же день Захария сообщил мне, что в середине марта он уезжает на месяц в Азию в отпуск. Я поздравила его и выразила надежду, что к этому времени сама научусь управляться с Ником.
Постепенно раскрепощаясь и делясь со мной своими переживаниями, Ник убедил себя, что не просто он влюблен в меня, но что и я испытываю к нему те же чувства, и что физическая близость со мной позволит ему избавиться от всех своих бед. В этом не было ничего необычного. Многие пациенты, и мужчины и женщины, имели сексуальные намерения относительно меня. Но на сей раз, услышав откровения Ника по поводу его мачехи, я осознала, что его намерения были попыткой повторить и возродить то, что он пережил с ней. Он переносил на меня свой детский опыт. Физическое желание не мешало ему видеть во мне мать – я всегда выслушивала его с таким вниманием.
На день Святого Валентина Умберто подарил мне шесть пар кружевных трусиков с вышитыми спереди моими инициалами. Ник принес мне светло-зеленое сердечко из жадеита.
Я не хотела принимать его подарок, но, уходя, он просто оставил его у меня на столе и сказал:
– Примите это, пожалуйста. Оно стоит всею лишь пятнадцать долларов, и я буду чувствовать себя идиотом, если вы вернете его мне…
Я не хотела рисковать его доверительным отношением ко мне и оставила сердечко у себя на столе.
Позднее я рассказала Захарии, что Ник начал как самый сложный и закомплексованный из моих пациентов, а кончил тем, что влюбился в меня.
– Мне кажется, что это просто еще один способ самозащиты.
– Согласен, – ответил он. – Думая о тебе, он выбрасывает из головы все остальные мысли и избавляется таким образом от депрессии и одиночества. Для него главное оставить работу и овладеть тобой. Тебе нужно научиться с этим справляться.
Вспоминая слова Захарии, я сказала Нику:
– Говорите мне все о своей любви ко мне. Все, что приходит вам в голову. Давайте постараемся понять ваши чувства как можно лучше.
– Я никогда раньше не бывал влюблен, как теперь, – ответил он. – Если бы мы могли заняться любовью, хотя бы разок, это изменило бы меня навсегда.
Каждый раз, когда он это говорил, я спрашивала:
– А что вам собственно дала бы физическая близость со мной?
Ответы были каждый раз разные. На одном из сеансов он ответил:
– Я представляю, что нахожусь внутри вас, в тепле, и меня успокаивает ваше прикосновение. Если бы мы занялись любовью, я перестал бы ощущать, что во мне есть какой-то изъян.
– А какой, собственно, в вас изъян? – спросила я, но он не захотел ни думать об этом, ни говорить.
Думал он только об одном – под предлогом лечения овладеть мной.
В другой раз он заявил:
– Если бы мы с вами занялись любовью, я почувствовал бы себя необычайно могущественным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114