– Печально, – покачал головой Умберто.
– Вину свою я чувствую! – сказала я, ударив ладонью по пластмассовому столу. – Я должна была тратить деньги согласно ее воле, или они шли опять же на церковь. Естественно, что мама негодовала на то, что деньги, по праву принадлежавшие ей, шли на меня!
Еще до смерти бабушки мы с мамой беспрестанно спорили: я обязательно должна была сломать себе шею, катаясь на лошади! Не лучше ли мне научиться готовить лазанью, чем выходить на яхте в неспокойное море? Моим обычным ответом было: «Со мной все будет в порядке!» Чем больше мама пыталась оградить меня от опасностей, тем более опрометчивой становилась я, а мой отец, наблюдая за нами, хранил молчание.
Но бабушкино завещание, его вопиющая несправедливость расширили наметившуюся в наших отношениях трещину до гигантских размеров.
Из-за теплого, влажного воздуха, из-за того, что я много говорила, в горле у меня запершило, и я выпила три стакана охлажденного чая подряд. Когда мы уже снова сидели в машине, Умберто обратился ко мне.
– Не удивительно, что между тобой и твоей матерью такие напряженные отношения.
Я вынуждена была с грустью признать это.
– После окончания колледжа я четыре года посылала ей тысячу долларов в месяц, это как-то сглаживало наши отношения. А теперь у нее есть свой магазинчик, и, по крайней мере, я чувствую, что мы с ней равны.
Он взял мою руку и не выпускал ее до конца поездки.
Я почувствовала облегчение, когда мы прибыли на Сахарный остров. В отличие от особняка Изабеллы, ее дом на острове был скромным и уютным, с удобной плетеной мебелью, не боявшейся сырости. Это было двухэтажное розовое здание с широкими крытыми балконами. Хозяйская спальня и оба балкона смотрели на море. Снаружи вьющаяся дорожка, окаймленная тропическими цветами и затененная деревьями, вела к пятидесятифутовому бассейну с кабинкой для переодевания. Рядом с бассейном располагался домик для слуг – на случай, когда здесь жила вся семья.
Первые несколько дней мы только загорали и занимались любовью. Если бы мне сказали, что я смогу столько спать, я бы не поверила.
– Видишь, как ты устала, – сказал Умберто. – Тебе нужно меньше работать.
Я ни словом не обмолвилась о том, что нарушало мое спокойствие: я все время думала о посланиях Ника и о том, как он проводит праздники. Во время одной из моих прогулок без Умберто я обнаружила телефонную будку и позвонила Нику домой. Я услышала его голос на автоответчике: «Так, так, так, не нужно хныкать, если нечего сказать, пришлите выпить». С ним все в порядке, подумала я, улыбаясь. Но я-то хороша! Уехала за три тысячи миль и места себе не нахожу.
– Хочешь поплаваем? – спросил меня однажды Умберто, когда я вернулась с прогулки.
Мы сняли купальные костюмы и погрузились в прохладную голубизну бассейна, плавая друг вокруг друга, как дельфины. Высокие розовые стены, увитые виноградом, отделяли от дороги поместье, где росли огромные кусты белых фуксий, японские магнолии и кокосовые пальмы.
Какое-то время я плавала на спине, чувствуя, как вода переливается через мое тело. Умберто перегнулся через край бассейна и подтягивал меня к себе, пока не смог дотянуться и поцеловать меня в нос.
– Ты ничего не хочешь поесть? – спросил он.
Я стояла перёд ним и заглаживала назад его мокрые волосы. Руки мои так и остались у него на голове, когда я зажала своими зубами его верхнюю губу и слегка укусила ее.
– Хочу, только вот не знаю, чего именно.
– А я хочу устроить тебе сюрприз. Иди полежи на травке, а я скоро приду.
Я взяла полотенце и прошла по лужайке к пестрому ковру из зелени, защищенному от ветра подковообразной живой изгородью. Пряный запах укропа, базилика, чабреца и земли смешивался со сладким запахом аниса, лаванды и шалфея, наполняя воздух благоуханием. Я растянулась на полотенце, сквозь которое чувствовала покалывание травинок. Все жило вокруг меня – пчелы, пьющие нектар с цветов, крошечные насекомые, червячки, улитки, птицы, даже сам воздух.
Вскоре появился Умберто с серебряным подносом в руках, на котором он принес лепешки и сладкое масло, высокие стаканы с охлажденным чаем и вазу с фруктами и маленьким ножичком для чистки фруктов.
– Сейчас я буду тебя кормить, – сказал он.
Он уселся рядом со мной и стал чистить персик, а сок тек по его загорелым пальцам. Я любовалась формой его рук, овальными белыми ногтями и грацией каждого его движения. Лезвие ножа вонзилось в оранжевую мякоть, он отрезал тонкий ломтик и поднес его к моим губам. С ножа капнули три капли, одна прямо к желобок между моими грудями, вторая мне на шею, а последняя – на подбородок.
Мне казалось, что никогда раньше я не пробовала ничего более сладкого и свежего. Он тоже проглотил кусочек, а потом одну за другой слизнул капли сока с моей кожи, последняя ждала его на подбородке.
Я притянула к себе его лицо и провела языком по его зубам, сначала верхним, а потом нижним.
Он отодвинулся от меня, нарезал остатки персика и разложил прохладные кусочки у меня на груди и животе. Некоторые кусочки он съел сам, полизывая мне кожу под ними. Другими он кормил меня, целуя после каждого кусочка, так что уже было невозможно отличить вкус его поцелуя от вкуса персика.
Затем на мне оказались кусочки манго, папайи и других фруктов, сок стекал по моим бокам, скапливался в волосах.
– Я похожа на большое блюдо с фруктовым салатом, – засмеялась я.
Он раздавил терпкую мякоть киви у меня на сосках, и я содрогнулась от возбуждения, когда он стал ртом подбирать ее. Он втирал черные семечки от папайи мне в подошвы. Краем глаза я заметила пчелу, жужжащую рядом с моим бедром, я ей, наверное, представлялась огромным цветком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114